Кристофер Мур - Дом духов

Он подумал о жене Пратта, Манувади – ее имя сокращали до Мани. Она была из тех женщин, с которыми любой мужчина не расстался бы и на одну ночь. В стране, где красота была обычным явлением, Мани выделялась даже в переполненной комнате. Она была изысканной, забавной, жизнерадостной, ободряющей и сильной и непоколебимо верной Пратту. Кальвино никогда не видел ее сердитой и не слышал ее голоса, повышенного в гневе. Некоторые женщины наводят на мысль о таких духовных качествах, которые поднимают их над поверхностью земли. И Мани была одной из них. Как и Пратт, она вышла из привилегированного класса. Ее семья владела большим поместьем возле Чанг Май вместе с тысячью раи [29]рисовых полей. Она росла в семье с садовниками, служанками, шоферами, нянями, дедушками и бабушками, дядями, тетями, кузинами и кузенами, друзьями друзей, гостями из-за рубежа. Это было феодальное семейство, которое иногда разрасталось до ста человек. Мани была второй дочерью. У нее был старший брат и сестра. Каждого из детей отправили в университет за границу. Все они говорили на английском, французском, немецком и тайском языках. Ее мать еще говорила немного по-китайски. Кальвино научил мать Мани паре слов на идиш и на итальянском. Ее любимым словом было «мешуга», что на идише значит «ненормальный».

Обед в фамильном поместье Мани напоминал заседание комитета ООН, где беседа шла на трех языках одновременно. Ее брат руководил отделом коммерческих кредитов в крупном банке. Ее старшая сестра вышла замуж за немца и жила в Берлине. Мани познакомилась с Праттом на приеме для иностранных студентов в Нью-Йоркском университете. Кальвино был шафером на их свадьбе в Нижнем Манхэттене. Так что, в каком-то смысле, Кальвино был рядом с ними обоими с самого начала. У них было двое детей. Мальчик, Сучин, десяти лет, был всего на месяц старше дочери Кальвино, Мелоди. А девочке, Сутхорн, исполнилось семь лет в тот день, когда Бена Хоудли прикончили у компьютера.

Пратт прекратил играть. Положил саксофон на стол и откинулся на спинку стула.

– Мани и дети в Чанг Май, – сказал Кальвино.

– Они испуганы.

– Никогда не видел Мани испуганной.

Это значило, что у Пратта большие неприятности в управлении.

– Кто-нибудь на тебя круто наехал?

– Достаточно круто.

– Кто это, Пратт?

Полковник не ответил прямо. Вместо этого он достал из кармана листовку, развернул ее и подал Кальвино. Она была напечатана на ксероксе. Винсент посмотрел на нее и улыбнулся.

– Она на тайском языке. Сутхорн в семь лет читает по-тайски. А я функционально неграмотен. Тебе придется заполнить пробелы между этими ломаными колечками, которые вы называете алфавитом.

– Несколько сотен разбросали по Сиам-сквер два дня назад. Здесь говорится, что, будучи в Нью-Йорке, я организовал там торговлю наркотиками. Я был тем тайным лидером, который завез в Америку опиум. Мне вменяют в вину убийства на прошлой неделе. И здесь говорится, что во время церемонии жертвоприношения после смерти моего отца я требовал деньги у своих подчиненных и бизнесменов. Начальник Отдела служебных расследований – мой друг, но и на него оказывают давление. Так случается в Отделе служебных расследований. Поэтому он предложил мне подумать, может, будет разумно согласиться на перевод в полицию Сухотай. Наверное, тебе надо выпить. Наверное, мне тоже надо выпить.

Они вошли в большой дом. Пратт взял бутылку «Джонни Уокер Блэк Лейбл». Кальвино он налил двойную порцию. Сыщик подошел к стене, включил вентилятор под потолком и сел на диван. Внутренняя борьба в тайской полиции была похожа на постоянно меняющуюся линию фронта в зоне боевых действий. В понедельник Пратт мог чувствовать себя надежно и безопасно на своей должности, во вторник оказаться на переднем крае на ничейной земле, а к пятнице – так далеко за вражеской линией, что никто не захочет рисковать своей карьерой и положением, чтобы пойти туда за ним. Проблема Пратта была проблемой социального происхождения. Он был одним из «благородных»; этот титул говорил о родстве с королевской семьей, о его власти и положении. Он никогда не брал взяток. Его честность ставила его в особое положение среди остальных служащих полиции. Это не один раз делало его мишенью. Но на этот раз они действовали без перчаток. Листовки оказались на улицах потому, что кто-то из вышестоящих одобрил этот план.

– Дьявол. Если ты не согласишься на перевод, ты знаешь, что будет дальше, – сказал Кальвино.