Кристофер Мур - Дом духов

Бартлет поднял глаза к потолку.

– А уши циветты?

– Ах да, бедная циветта… После того, как питон уполз, крысы вернулись в бар и отгрызли уши циветты. Конечно, тайцы верят, что крысы сделали это в отместку. Что-то вроде предупреждения на крысином языке не покупать нового питона. Крысиное вымогательство, если хочешь. Я лично думаю, крысы будут грызть что угодно.

Рассказ о циветте закончился. Кальвино прикончил свою выпивку и заказал еще.

– Кто тебе рассказал эту историю?

– Червь.

– Кто такой Червь?

– Бен Хоудли. Это его школьное прозвище.

– Откуда оно?

– Кто знает, откуда берутся прозвища?

Винсент вспомнил компьютерный файл Бена под названием «Червь», а в другом файле имя Бартлета стояло в списке людей, которые инвестировали деньги в биржу через Хоудли. Интересно, не затаил ли Бартлет обиду на Бена, обвиняя его в своих потерях?

– У тебя есть теория, кто мог его убить?

Бартлет улыбнулся, лицо его дернулось.

– Кому это надо знать?

– Мне надо знать.

– А, я понял. У тебя появилась еще работа. Интересно, наняла бы тебя моя мать, если бы я погиб в Бангкоке?

– Я слышал, он проиграл много денег, принадлежавших другим людям.

Лицо Бартлета смягчилось.

– Он проиграл довольно крупную сумму моих денег. Но даже в Бангкоке фаранги обычно не убивают другого фаранга из-за финансовых потерь. И уж, конечно, не пулей в затылок. Это стиль казни. Китайско-тайский стиль, если хочешь знать мое мнение. Хотя токсикоман мог это сделать. Во всяком случае, это было нечто вроде шока. Я имею в виду Бена.

Кальвино увидел, как вошел таец в дорогих туфлях, черной шелковой сорочке и белых брюках в сопровождении пары телохранителей.

– Вот мой интервьюируемый, на тридцать минут опоздал, – сказал Бартлет и встал из-за стола.

Кальвино узнал это лицо по фотографиям в газетах. Это был Чанчай. Хозяин «Африканской Королевы» поклонился и сделал вай [16]. Другие служащие – их лица превратились в маску страха, такое же выражение он помнил на лице Тик – тоже сделали вай и растворились в тени. Будто босс мафии вошел в ресторан в Маленькой Италии, распространяя вокруг себя ужас своей кривой ухмылкой.

– Мне надо идти, – сказал Бартлет. – Надеюсь, ты найдешь убийцу Бена.

– Представь меня.

– Ну, э…

Винсент уже встал из-за стола и протянул руку.

– Меня зовут Кальвино. Мы говорили о змеях в Патпонге до вашего прихода.

Чанчай пристально посмотрел на сыщика, потом расплылся в улыбке. Он был мусульманин с юга, наследник культуры насилия, мести и ненависти. Подростком он занимался контрабандой: поставлял электронику в Таиланд и наркотики в Малайзию. Его мать продали в бордель, когда ей было двенадцать лет. Чанчай не знал, кто его отец, случайный клиент борделя, но у него были малайские черты лица. Сначала Чанчай занимался в Бангкоке кикбоксингом. Он не получил образования, но знал жизнь улиц, быстро соображал и играл жестко. Говорили, что он убил девять человек. Его одолевало основное стремление отверженных и нищих: постоянная жажда власти, уважения и признании. Его, сына проститутки, всю жизнь считали ничтожеством. Ему приходилось кое-что доказывать; приходилось создавать семью из ничего. В Патпонге с Чанчаем считались, важные люди замечали и боялись его, уважали его, оказывали ему почести.

– Мистер Кальвино – частный детектив, – сообщил Бартлет.

Мафиозо ухмыльнулся, положил свой мобильный телефон и нагнулся вперед, две цепочки по пять батов каждая мягко закачались на его шее. Он крикнул хозяину, чтобы тот прислал Винсенту еще одну порцию спиртного. Затем протянул руку, и Кальвино пожал ее. У Чанчая было крепкое рукопожатие; этот человек не отпускал схваченное.

– Выпивка за счет заведения.

Бартлет, Чанчай и двое охранников быстро вышли. Кальвино посмотрел на опустевший бар и побрел в задние помещения. Тик исчезла из дверного проема. Он прошел сквозь китайскую занавеску из бусин в коридор. Налево был указатель к туалетам, а направо – лестница, ведущая наверх. Сверху доносилась музыка – где-то вдалеке играли «Позвони в мою дверь». Кальвино поднялся по лестнице и нашел ряд маленьких комнат, где девушки принимали клиентов за определенную плату. Голая электрическая лампочка свисала с потолка и светила всегда тускло. Вдоль стенки стояли книжные шкафы, уставленные туфлями на высоких каблуках, маленькие столики были завалены всякой дребеденью – газетами, ручками, чашками, мертвыми растениями, – а в воздухе висел сильный запах духов и затхлого сигаретного дыма.