Рекс Стаут - Черная гора (сборник)

Более того, мне не с кем было перекинуться словом, от которого кровь быстрей побежала бы в жилах. Я мог только слушать бессвязную галиматью, которой обменивались Вульф и югославы. Пятеро местных, которым я был формально представлен, держались обособленно и, судя по косым взглядам, кидаемым в мою сторону, и приглушенным низким голосам, перемывали кости мне и Вульфу.

Между тем мой босс ввязался в долгую дискуссию с Данило и Пашичем и вышел из нее победителем, о чем я узнал, когда он сообщил мне, что в своих упорных возражениях его планам они зашли довольно далеко – пригрозили даже перекрыть тропу.

Зато спор со мной Вульф проиграл. Этот спесивец почему-то вбил себе в голову, что справится с задачей лучше, если пойдет к албанцам один, без меня. Аргументировал он этот вздор тем, что, оставшись с глазу на глаз с ним, албанцы будут более откровенными, чем в присутствии еще одного лица. Человек, не изъясняющийся по-албански – а этот язык не имеет ничего общего с сербохорватским, – неизбежно вызовет у них большие подозрения.

Собственно, я бы даже не назвал это спором, потому что препираться не стал. Я просто сказал: ничего не выйдет, в пещере к обеду подадут только холодную мамалыгу, а в крепости, если верить Пашичу, могут готовить вполне приличную пищу.

И только когда мы взвалили на плечи рюкзаки и приготовились выступать, я сообразил, что нам придется сначала по козьей стежке спуститься на треклятый карниз. А я-то, потеряв всякое соображение от холода, почему-то вбил себе в голову, что на пути к границе возвращаться на него нам уже не придется.

Впрочем, провожаемый семью парами глаз, не считая Вульфа, я преисполнился решимости не уронить честь американских первопроходцев, так что стиснул зубы и показал все, на что был способен.

Мое счастье, что я спускался спиной к любопытной публике. Вот ведь интересно: что лучше – пройти по узкому карнизу над стопятидесятиметровой пропастью в кромешной тьме или пробираться по нему при дневном свете? По мне, лучше вообще туда не соваться.

Потом, когда мы вступили на тропу, стало легче. Физическая нагрузка и солнечные лучи сделали свое дело: я понемногу оттаял. Вскоре путь нам пересек ручей, и мы устроили привал, напились воды и съели немного шоколада.

Я сказал Вульфу, что за пять минут успею ополоснуть в ручье ноги и надеть свежие носки. Вульф возражать не стал, мол, торопиться нам некуда. Вода, как и следовало ожидать, оказалась ледяной, но хорошо хоть такая встретилась нам на пути.

Сидя на валуне и жуя шоколад, Вульф пояснил, что до албанской границы всего метров триста, но она до сих пор не размечена, поскольку вот уже несколько столетий ведутся споры, где в этих горах проходит водораздел.

Он также указал мне углубление на верхушке утеса, высящегося над нами, с которого Косор наблюдал в бинокль за римской крепостью, когда туда отправилась Карла. А еще добавил, что сегодня Косор почти наверняка будет снова вести наблюдение с той же точки. Уж очень удобное это место, оттуда можно смотреть в бинокль сквозь расщелину.

Я осведомился о состоянии его ног, и Вульф ответил:

– Что ноги? Каждая мышца, каждый нерв в моем измученном теле вопят и стенают о пощаде. Никакими словами не описать моих мук, так что говорить об этом я не стану.

Потеплело настолько, что мы сняли свитера, прежде чем двигаться дальше. Минут через пять мы, должно быть, оказались уже на албанской территории, никоим образом не отграниченной, завернули за выступ скалы, и я увидел крепость.

Она лепилась к отвесному утесу такой высоты, что не было никакого смысла выворачивать шею в попытках разглядеть его верхушку. Попробуй подберись.

В том месте, где тропа достигала древней твердыни, она переходила в ровный выступ шириной двадцать ярдов и вдвое большей длины. В дальнем конце его поперек тропы сбегал небольшой журчащий ручей.

В крепостных стенах имелись прорези. Вокруг одной из них каменная кладка выкрошилась, образовав внушительную брешь, через которую, должно быть, Пашич и проник в крепость на свидание с Карлой.

Поблизости не наблюдалось никаких признаков жизни. Ни людей, ни собак.

Наш план состоял в том, чтобы войти в крепость, представиться и объявить, что мы всю жизнь мечтали поработать на Кремль. Поэтому мы направились прямиком к единственной просматривающейся двери, большой, деревянной, стоявшей нараспашку.

Когда нам оставалось пройти до нее шагов двадцать, изнутри послышался истошный вопль, громкий и протяжный. Вопил явно мужчина. Мы остановились как вкопанные и переглянулись.