Рекс Стаут - Черная гора (сборник)

Для пущего эффекта Эннис сделал паузу.

– Итак, я надеюсь на благоприятный результат. Рассчитываю, что после всех затраченных усилий и средств наконец заполучу необходимое. Я отправляюсь к Хеллеру. Поднимаюсь в кабинет, убиваю его, а потом прохожу в приемную, сажусь и жду. – Он улыбнулся. – Послушайте, если вы хотите сказать, что есть люди и поумнее меня, я спорить не стану. Может, вы сами башковитее. Но я ведь не сумасшедший, а?

Вульф поджал губы:

– Не берусь этого утверждать, мистер Эннис. Но не воображайте, будто продемонстрировали всю несостоятельность предположения, что вы могли убить Хеллера. А что, если на основе предоставленных вами сведений он вывел формулу, обнаружил способ разрешения той самой каверзы, способной превратить ваше несовершенное изобретение в конфетку, как вы выразились, и отказался раскрыть его на приемлемых для вас условиях? Это могло бы послужить веским мотивом для убийства.

– Конечно могло бы, – безоговорочно согласился Эннис. – Я бы с удовольствием его прикончил. – Он подался вперед и неожиданно стал сама серьезность. – Послушайте, я нацелен на успех. Все, что мне нужно, у меня здесь. – Он постучал себя по лбу. – И никто и ничто меня не остановит. Если бы Хеллер поступил подобным образом, я бы убил его, не отрицаю. Вот только он так не поступил. – Он дернулся к Кремеру: – И я не могу не воспользоваться возможностью и не повторить вам того, чт́о сказал тем типам, которые изводили меня на допросах. Я хочу просмотреть бумаги Хеллера. Вдруг мне удастся обнаружить выведенную им для меня формулу? Возможно, я не сумею ее распознать, а если распознаю, не смогу произвести вычислений, но я все равно хочу поискать ее, и как можно скорее.

– Мы изучаем его архив, – сухо ответил Кремер. – Если обнаружим что-либо имеющее отношение к вам, вы это увидите, а со временем сможете и забрать.

– «Со временем»? Меня это не устраивает. Мне нужно получить это прямо сейчас. Знаете, сколько я корпел над этой штукой? Четыре года! Это мое, понимаете, мое! – убивался он.

– Успокойтесь, дружище, – посоветовал ему Кремер. – Мы, как и вы, заинтересованы, чтобы вы получили свое.

– Меж тем, – заговорил Вульф, – есть еще одна-две детали. Почему вы, зайдя этим утром в дом Хеллера, остановились и стали глазеть на мистера Гудвина и мисс Матуро?

Эннис выпятил подбородок:

– И кто это говорит?

– Я. Со слов своего помощника. Арчи, он глазел?

– Да, – подтвердил я. – Причем нагло.

– Что ж, – ответил Эннис, – он здоровее меня. Может, и глазел, коли так.

– Почему же? По какой-то особой причине?

– Смотря, что вы называете «особой причиной». Мне показалось, что я узнал девушку, с которой когда-то был знаком, но потом понял, что ошибся. Эта гораздо моложе.

– Очень хорошо. Я хотел бы подробнее рассмотреть версию, которую вы отрицаете. Насчет того, что Хеллер пытался завладеть вашим изобретением, усовершенствовав его при помощи своих вычислений. Опишите мне свое изобретение, как описывали ему. В особенности тот изъян, который вы столь настойчиво пытались исправить.

Я и пытаться не буду передать последующие объяснения. Не смог бы, даже если бы очень хотел, потому что не понял и десятой части. Единственное, что я уяснил: изобретение Энниса должно было вытеснить все существующие рентгеновские аппараты. Что же касается остального, то я совершенно потерялся в дебрях катодов, валентности и кулонов. И если хотите знать мое мнение, Вульф и Кремер разобрались во всем этом ничуть не лучше меня.

Если речь, какую писатели-фантасты вкладывают в уста своих персонажей, может служить доказательством принадлежности к клану изобретателей, то этот тип, несомненно, являлся таковым. Он вскакивал, подкреплял свои объяснения бешеной жестикуляцией, хватал с вульфовского стола карандаш и бумагу, чертил графики и схемы, и спустя какое-то время уже казалось, что остановить его невозможно. В конце концов им это удалось. На выручку пришел сержант Стеббинс, который просто приблизился и взял изобретателя за локоть. По пути к двери тот обернулся и крикнул: «Только не забудьте, мне нужна эта формула!»

Любительница покомандовать не рассталась с норкой (точнее, норка осталась при ней), но заметно утратила живость. И если утром я оценивал ее возраст интервалом между двадцатью и шестьюдесятью годами, то события дня изнурили даму до состояния, более приближенного к реальности, и теперь моя оценка склонялась к сорока семи. И все-таки держалась она неплохо. Несмотря на все испытания и поздний час, она дала нам всем понять, что хладнокровна, невозмутима и по-прежнему настроена распоряжаться, когда, бросив норку на одно кресло и разместившись в другом с сигаретой, нога на ногу, попросила у меня прикурить и снисходительно поблагодарила за пепельницу.