Рекс Стаут - Черная гора (сборник)

– Вот как?

– Так точно, сэр.

– И как же ты вышел из него?

– Если бы у меня имелись ключи от секций, я принял бы ее предложение. Открыл бы их и оставил ее там. А когда она собралась бы уходить, арестовал бы и доставил для обыска. Так мы узнали бы, чт́о она взяла из картотеки. И дело разрешилось бы. Но у меня не было ключей.

– Ага. Если бы у тебя имелись ключи, ты бы открыл картотеку и оставил ее там, а она взяла бы, что ей нужно, да сожгла бы, а ты собрал бы пепел и отправил его в лабораторию, чтобы его исследовали современными научными методами.

Рока сглотнул:

– Честно говоря, об этом я не подумал. Но если бы у меня имелись ключи, я бы поразмыслил как следует.

– Готов поспорить, так оно и было бы. Ты взял ее деньги в качестве улики?

– Нет, сэр. Я подумал, что это могут признать подстрекательством. Я взял ее под стражу. Потом позвонил. А когда ребята приехали, привез ее сюда к вам. Я останусь для очной ставки с ней.

– На сегодня ты пообщался с ней достаточно. Тобой займемся позже. Иди и скажи Бюргеру, чтобы привел ее сюда.

Хотя тем утром я пробыл в приемной Хеллера совсем недолго, мой натренированный взгляд схватывал все мгновенно и прочно запечатлевал схваченное в памяти. Так вот, миссис Альберт Тиллотсон я признал с трудом. Она потеряла фунтов пять, а морщин приобрела вдвое больше прежнего, и из-за контраста яркой помады с блеклой кожей смахивала скорее на карикатуру, вышедшую из-под пера женоненавистника, нежели на отъевшуюся матрону.

– Я хочу поговорить с вами наедине, – заявила она инспектору Кремеру.

Оказалось, что дама из этих . Ее супруг занимал пост президента чего-то там. И потому она, само собой разумеется, претендовала на особое к себе отношение. Кремеру потребовалось добрых пять минут, чтобы довести до ее сведения, что она ничем не отличается от прочих дамочек. Это вызвало у нее такое потрясение, что она взяла тайм-аут, дабы сообразить, как реагировать на подобную наглость.

В итоге она решилась на бесстыдную ложь. Миссис Тиллотсон потребовала сообщить, числится ли доставивший ее сюда человек в полицейском штате. Кремер ответил, что числится.

– Что ж, – провозгласила она, – тогда, считайте, он уволен. Как вам, наверно, известно, сегодня днем ко мне домой заходил офицер полиции. Он сообщил, что Лео Хеллер погиб – убит, – и спрашивал, с какой целью этим утром я посещала приемную Хеллера. Естественно, я не захотела иметь ничего общего с подобной мерзостью и потому ответила, что вовсе не посещала Лео Хеллера. Однако он убедил меня, что отпираться бесполезно. И тогда я призналась, что была там по сугубо личному делу, рассказать о котором просто не могу… Этот человек записывает, что я говорю?

– Да. Это его работа.

– Мне бы этого не хотелось. И чтобы ваш записывал – тоже. Так вот, офицер настаивал, что я должна рассказать, зачем ходила к Хеллеру. Я отказывалась, он настаивал, я снова отказывалась. Тогда он заявил, что отвезет меня к окружному прокурору. Если понадобится, даже возьмет под арест. Я поняла, что он не шутит, и все ему рассказала. Я рассказала, что у нас возникли кое-какие трудности с сыном, особенно с его учебой в школе, и я наведывалась к Хеллеру, чтобы выяснить, какой колледж больше всего подойдет нашему мальчику. Я ответила на вопросы полицейского, в пределах разумного, и он наконец оставил меня. Возможно, вам все это известно.

– Да, – кивнул Кремер.

– Ну вот. А после ухода полицейского я забеспокоилась и поехала к подруге спросить совета. К сожалению, я слишком много рассказала Хеллеру о сыне. Посвятила его в некоторые конфиденциальные подробности. А после убийства полиция наверняка должна была просматривать все бумаги Хеллера. Мне же хотелось, чтобы сообщенные мною подробности, весьма личного свойства, не получили огласки. Я знала, что Хеллер вел все свои записи стенографическими знаками собственного изобретения, которые никто, кроме него, прочесть не мог. По крайней мере, так он мне говорил. Тем не менее я не была убеждена в этом до конца, а вся доверенная ему информация крайне важного свойства. Я очень долго, несколько часов подряд, обсуждала сложившееся положение с подругой и в итоге решила поехать в приемную Хеллера и попросить, чтобы мне разрешили забрать записи, касающиеся моих семейных дел, которые никак не связаны с убийством.

– Я понимаю, – уверил ее Кремер.

– Так я и поступила. А дежуривший там офицер притворялся, будто слушает меня, прикидывался, будто со мной соглашается, а потом вдруг взял и арестовал меня за попытку подкупа полицейского. Когда же я с негодованием отвергла его обвинения и хотела уйти, он силой удержал меня и даже собирался заковать в наручники! Поэтому я поехала с ним. И вот я здесь. Надеюсь, вы понимаете, что я собираюсь подать жалобу, и я ее подаю!