Барбара Вайн - Подарок ко дню рождения

– И ты считаешь, что он на твоей стороне? – спросил я.

– Кое-что из сказанного им заставило меня в это поверить.

Айрис издала звук, который обычно передают в письмах как «ха».

– А как насчет другого? Например, угрозы?

– Она была направлена не на меня. Я договорился с Джульеттой, что в первый же визит не стану говорить о деньгах. Я только сказал, что мне бы хотелось что-нибудь для них сделать и что я еще приду и мы об этом поговорим.

Айвор появился в квартире Линчей через два дня, но на этот раз без Джульетты. Он договорился на шесть вечера и прихватил с собой бутылку шампанского. Пока Айрис спрашивала брата, откуда тот берет свои безумные идеи и зачем он опять пошел в эту семью, я вспомнил, как он оставил шампанское в нашем холодильнике, когда так и не дождался Хиби, и уехал домой. Мой шурин очень любил шампанское. Однажды я слышал, как он назвал его «напитком, который никогда не ошибается», НКНО. Думаю, он считал его панацеей от всех бед, средством для преодоления всех трудностей и для растапливания любого льда. И, конечно, средством вызвать желание и стимулировать либидо.

Ему снова открыл дверь Шон. Он уже не называл его «мистер Тэшем» и приветствовал его, назвав «Айвор». «Как поживаешь, Айвор?» – такими были его первые слова. Но шампанское не вызвало у него энтузиазма, он удрученным тоном сказал, что не пьет. И никогда не пил, ему не нравится вкус. Любой алкоголь был Дермоту запрещен, но Айвор открыл бутылку (элегантно, я полагаю, как всегда, не пролив ни капли), и они с Филоменой Линч сели, чтобы выпить. Из глиняных кружек. В этом доме не держали бокалов, даже стаканов для воды. Никто тут никогда не пил воду или, если уж на то пошло, фруктовый сок.

Комната, где они сидели, была заставлена ветхой мебелью: стульями, древним продавленным диваном и огромным столом, подходящим для комнаты вдвое больших размеров. Но прежде всего Айвор обратил внимание на обилие религиозных побрякушек, распятий и икон. Священное сердце Иисуса, истекающего кровью на руках Марии, с искаженным страданием лицом под терновым венцом, статуэтка Девы Марии со святым младенцем на руках. Их было слишком много, и это его начало угнетать. Во время своего первого визита Айвор не обратил на них большого внимания, да и потом они не оказали на него никакого влияния. Но в тот раз ему понадобилось шампанское, чтобы спастись от их обвиняющих взглядов. Отчасти на него могло так подействовать присутствие Дермота, шаркающего по комнате, взгляд его погасших глаз перебегал от статуэтки к распятию, потом остановился на картине, где была изображена бледная женщина с вуалью. Дермот уставился на портрет, и губы его зашевелились, возможно, он молился.

– Говорит со святой Ритой, – объяснила Филомена, не скрывая восхищения. – Дермот просто поклоняется этой святой.

Шон воздел глаза к потолку и за спиной у матери изобразил игру на скрипке. Айвор налил еще шампанского и перешел к тому, ради чего приехал.

Когда он вернулся домой или, вероятно, когда в следующий раз попал в Библиотеку Палаты общин, то посмотрел на икону Святой Риты и обнаружил, что она является покровительницей пропащих душ. Всю жизнь она страдала от хронического заболевания и в Испании, откуда она родом, была известна как святая проигранных дел, la abogada de imposibles . Подходящая святая.

Если истинная причина предложения Айвора состояла в том, что он всеми силами пытался предотвратить шантаж, то он не собирался даже намекать на это. А может, дело было совсем в другом. Он совершил этот поступок под влиянием дружеских побуждений и жалости. Но Айвор об этом тоже не говорил.

Свою речь он начал с того, что Дермот обслуживал его автомобиль достаточно длительное время (собственно говоря, три года; и сколько раз за три года автомобиль нуждается в обслуживании, если на нем ездят только по выходным?). И он работал так тщательно и умело, был так вежлив и всегда сам пригонял машину обратно, что они стали настоящими друзьями. Должно быть, Айвору стоило немало усилий произнести эти слова в том доме и в том обществе, в присутствии грубого и опасного Шона с красным лицом пьяницы, которым он не был, одетого в грязную белую фуфайку и шорты цвета хаки, с распущенными по плечам желтыми сальными волосами, строящего рожи за спиной своей матери. Но он произнес эти слова. Он сказал, что считает своим дружеским долгом хотя бы немного облегчить жизнь Дермота и его семьи. Поэтому он надеется, что они примут от него ежегодное пособие в десять тысяч фунтов.