Сирил Хейр - Самоубийство исключается. Смерть в аренду (сборник)

Получив и то, и другое, он начал писать много и быстро, прерываясь только для того, чтобы негромко выругаться.

Среда, 25 ноября

Такси медленно двигалось в плотном потоке транспорта. Над городом собирались унылые зимние сумерки, и только что зажженные уличные фонари отбрасывали неровный свет лишь в угол салона, где сидел Харпер. Маллет смотрел на него с любопытством. Опытным взглядом инспектор отметил в позе молодого человека некоторое напряжение, словно тот заставлял себя выглядеть непринужденно, но ему это явно не удавалось. Голова его удобно лежала на спинке сиденья, он небрежно закинул ногу на ногу, но в то же самое время внимательный наблюдатель не мог не отметить скованность в теле, свидетельствовавшую, что мышцы напряжены от усилия бездействовать, а нервы протестуют против испытания, которому подвергнуты. Тем не менее инспектор тщетно пытался заметить признаки сильного испуга, несомненно вызванного их встречей в Брайтоне. Если тогда Харпер был напуган, почти объят ужасом, то сейчас – обеспокоен, возможно, нервничал, но не более того. То была загадка, которую инспектор задался целью незамедлительно разгадать.

– Последний раз, когда я вас видел, – начал он, – вы, кажется, очень весело проводили время.

– Весело? – переспросил Харпер с явным удивлением. – По-моему, это звучит довольно странно.

– Не вижу ничего странного, – возразил Маллет. – Именно так я и представляю себе, что значит хорошо проводить время в вашем возрасте, и большинство людей, должно быть, тоже.

– У людей, очевидно, разные представления, что значит хорошо проводить время. За вас я ничего не могу сказать. Лично я нахожу в высшей степени бездарным подобное времяпрепровождение и думал, что дал это ясно понять в свое время.

– Нет, черт возьми, не дали! – воскликнул Маллет, раздраженный нелепым пикированием. – Если мне когда-то и доводилось видеть веселящуюся молодую пару…

– Вы знаете, инспектор, – перебил его Харпер, – по-моему, мы ведем речь о разных вещах. Сейчас до меня начинает доходить, что вы упомянули о последнем разе, когда меня видели. Строго говоря, не имею представления, когда это было. Как детектив, насколько я знаю, вы имеете обыкновение смотреть за людьми, не замечающими этого. Лично я видел вас в последний раз на коронерском дознании.

Такси проехало некоторое расстояние, прежде чем Маллет нашел слова в ответ на это странное утверждение.

– Вы станете отрицать, что были в отеле «Ривьера» в Брайтоне вечером после дознания? – сурово спросил он.

– Конечно, нет. И зачем мне это?

– И что видели меня в перерыве между двумя танцами, а увидев, выказали все признаки удивления, испуга и… – он сделал паузу для большего эффекта, – вины?

Манера Харпера держать себя совершенно изменилась. Отказавшись от своей настороженно-оборонительной позиции, он наклонился вперед и заговорил с видом полной искренности:

– Послушайте, сэр, я совершенно не понимаю, к чему вы ведете. Я был в отеле в тот вечер. Я танцевал. Я очень весело проводил время. Что касается испуга и вины, то это я испытывал меньше, чем когда-либо в жизни. Вы говорите, что видели меня. Так вот, поверьте моему слову, я вас не видел. А теперь, будьте любезны, скажите мне, что все это значит?

– Вы видели меня, – настаивал Маллет. – Я стоял в нескольких метрах, по сути дела, прямо позади вас.

– Что, конечно, объясняет, почему я вас не видел.

– Вы смотрели в зеркало, когда завязывали галстук-бабочку. Вот в этот момент и увидели меня и выглядели, как я сказал, испуганным и виноватым.

– Смотрел в зеркало, когда завязывал галстук… – Молодой человек ненадолго задумался. – Боже мой, значит, вот вы о чем?

– Ага, теперь вы вспомнили?

– Безусловно, вспомнил… только то, что не видел вас. Конечно, я мог видеть, но ваше лицо не произвело на меня абсолютно никакого впечатления.

– Тогда чего же было пугаться?

– Я испугался, – спокойно ответил Харпер, – самого себя.

– Что?

– Я имею в виду, своего вида. Тот галстук-бабочка. Вы не помните, инспектор, в тот день, когда мы нашли тело на Дейлсфорд-Гарденс, я сделал замечание по поводу галстука, мол, какой он уродливый и к тому же плохо завязан? Но, взглянув на себя в зеркало, я испытал настоящее потрясение. Мой выглядел точно так же. И это вдруг воскресило в моей памяти все: ужасное распухшее лицо, язык, торчавший из уголка рта, – ух!

Маллет рассмеялся.

– Так, значит, поэтому у вас был такой испуганный вид? – Он хмыкнул. – Так-так. Я всегда говорил, что вы знаете что-то об этом деле, чего не знаем мы! От скольких хлопот вы могли нас избавить!