Энн Перри - Бомба в Эшворд-холле

Затем он сменил тему разговора:

– Как Грейси? Она очень тяжело восприняла все случившееся с Хеннесси.

– Знаю, – тихо ответила Шарлотта, и лицо ее омрачилось от печали и сдерживаемого гнева. – И ей еще долго будет тяжело. Думаю, самое лучшее – как можно меньше об этом говорить. Нужно время.

– Между прочим, дорогая, – Томас очень пристально вгляделся ей в лицо, – где ты взяла газетные вырезки, которые Грейси показала Хеннесси?

– О, – молодая женщина смущенно покраснела. – Думаю… принимая во внимание все, что произошло… ты, может быть, и не захотел бы об этом знать. Пожалуйста, не спрашивай меня, тогда мне не надо будет все тебе рассказывать.

– Шарлотта…

Но миссис Питт ослепительно улыбнулась и, прежде чем ее супруг успел возразить, коснулась его руки и сбежала по лестнице.

Внизу она обернулась – как раз в тот момент, когда суперинтендант исчез за поворотом, и мгновенное ощущение радости от его присутствия исчезло. Женщина вдруг почувствовала себя такой одинокой, что едва не заплакала, хотя это было бы просто нелепо. Она устала. У нее было такое ощущение, что уже несколько недель она изо всех сил старается сглаживать острые углы, предотвращать ссоры, не давать им перерасти в разрыв и вести легкий разговор, когда всем хочется вопить друг на друга или плакать от горя и страха. А теперь все еще и страдают от растерянности, тревоги и всепоглощающей боли разочарования от того, что надежды на компромисс пошли прахом.

Эмили по-прежнему очень боялась за Джека и имела для этого основания. С каждым днем она выглядела все утомленнее, все бледнее. И ведь главное – все бессмысленно! Никто не в состоянии решить ирландскую проблему. Католики и протестанты и через пятьдесят лет будут ненавидеть друг друга. Неужели для этого нужно рисковать еще одной жизнью или исковерканной судьбой?

И что будет с Юдорой? Сумеет ли она найти в себе силы, чтобы утешить Пирса, когда он узнает правду о Джастине?.. Какой бы эта правда ни была? Сумеет ли он сам преодолеть душевный разлад, узнав, что женщина, которую он так любит, была любовницей его отца – и потом убила его? Ведь мир молодого человека после этого рухнет навсегда!

А миссис Гревилл никогда не была к нему достаточно близка, чтобы проявить истинную материнскую нежность и молчаливое понимание, в котором он так будет нуждаться. Она не слишком много значила в его прошлой жизни, чтобы пережить эту трагедию вместе с ним. Сын не пустит ее в свою душу. Шарлотта в этом уже убедилась по некоторым мелким черточкам из разговора с Юдорой, а главное, по тому, как та смотрела на Пирса с Джастиной, не зная, каким будет его отношение к тому или иному ее замечанию, посмеется он или расстроится. Миссис Питт остро ощущала чувство отчужденности, которую испытывала Юдора, ее отверженность – ведь сейчас она и сама испытывала что-то подобное.

Шарлотта смотрела, как Томас поднимается по лестнице, и гадала, обернется он или нет, чтобы взглянуть на нее. Он же знает, что она все еще стоит и смотрит ему вслед.

Но муж не обернулся. Его мысли были сейчас всецело заняты Юдорой и Пирсом, тем, что он им скажет. Пусть так. Шарлотта тоже сейчас больше всего думала об Эмили.

Совет тети Веспасии, видно, ни к чему. Конечно, есть своеобразное достоинство в том, чтобы не показывать свою ранимость, но ее это не утешало. Шарлотта повернулась и пошла в гостиную. Там, в одиночестве, пребывала Кезия. Надо с ней поговорить, не стоит предоставлять ее самой себе.

– Но зачем вам опять осматривать его? – вздрогнув, спросил Пирс. Он был бледен и, наверное, утомлен – как, впрочем, и все остальные, хотя явно не испытывал никаких подозрений. Последний вечер неведения…

– Мне нужно убедиться, что я прав, прежде чем высказать свои предположения, – ответил Питт и виновато взглянул на Юдору, которая встала и замерла у камина в будуаре. Она смотрела на полицейского не отрываясь с самого момента его прихода. Слава богу, здесь не было Джастины! Очевидно, она предпочитает рано укладываться спать.

– Да, наверное, можно, – ответила Юдора, – если вам это необходимо.

– Это важно, миссис Гревилл, иначе я вас об этом не просил бы, – заверил ее Томас. – Я очень об этом сожалею, правда.

Он извинялся сейчас не только за настоящее, но также и за будущее.

– Знаю. – И она улыбнулась ему.

Ее улыбка и голос были мягкими, в них чувствовалось несомненное тепло. Но если за Финном и его бомбой действительно стоит Дойл, то эта рана Юдоры никогда не заживет. Будет ранено ее нравственное чувство. Суперинтенданту хотелось остаться и утешить ее чем-то, проявить понимание и сочувствие, – и в то же время бежать, прежде чем он что-то скажет или сделает. Томас боялся, что выдаст себя выражением лица, страхом за нее. С минуту он колебался. А миссис Гревилл смотрела на него со все возрастающим беспокойством, словно понимая причину его нерешительности.