Джамьянг Норбу - Шерлок Холмс в Тибете

– Ничего удивительного, что у бедняги было такое сильное кровотечение, – проговорил я в благоговейном страхе.

– Но это еще не все, – мрачно продолжил Холмс, проглядывая свои заметки. – В слюне гигантской пиявки содержатся еще два сложных химических вещества. Одно из них вызывает аллергическую реакцию, в результате которой ткани организма начинают вырабатывать гистамин – аминосодержащее вещество, производное от гистидина , расширяющего кровеносные сосуды и поры кожи. Другое порождает обширную судорожную тахикардию , при которой сердце начинает биться с необыкновенно высокой частотой – от двухсот пятидесяти до трехсот ударов в минуту, и сердцебиение не успокаивается в течение изрядного промежутка времени. Поэтому, как только слюна попадает в кровеносную систему, мы получаем тройной эффект: бешено колотящееся сердце изо всех сил гонит разжиженную кровь из тела через расширенные поры кожи.

– Господи, – с содроганием произнес Стрикленд, – но как она его укусила?

– Она вспрыгнула к нему на шею, когда он наклонился, чтобы поправить покрывало на кровати.

– Тогда понятно, откуда у него отметины на шее.

– Именно так. У этой пиявки три челюсти с острыми зубами – они-то и оставляют характерную ранку в форме трилистника, которую я вам недавно нарисовал. Челюстями и присоской пиявка цепко ухватывается за плоть. Видимо, несчастному удалось оторвать эту тварь от шеи только после того, как он в панике выбежал в коридор. Тогда же началось кровотечение. Затем он, возможно, бросил пиявку на пол и растоптал. Хари, вы, должно быть, помните «кусок резины», который я обнаружил вчера в коридоре. Но, увы, смертоносная слюна пиявки уже попала в кровь бедняги, и с этого момента ничто не могло воспрепятствовать дальнейшему развитию событий. В крови было столько антикоагулянта, что даже когда она пролилась на пол и оставалась под воздействием воздуха не менее часа, она еще не начала подсыхать.

– Мистер Холмс, а ведь вы подметили это вчера, когда мы осмотрели комнату и спускались вниз! – воскликнул я, припоминая вчерашние события.

Но Шерлок Холмс уже взбирался на стол, предварительно подтащив его к кровати. Он дотянулся до лампы и, аккуратно взяв ее носовым платком, отстегнул от цепочки, посредством которой лампа крепилась к потолку. После этого он с легкостью спрыгнул на пол и поставил на стол слона.

– Так-так… До чего остроумно. Уникальнейшее и опаснейшее оружие, – произнес он, пристально разглядывая слона. – И при этом столь изысканное произведение искусства. Обратите внимание, как жар от лампы, расположенной вот в этой коробочке в форме балдахина…

– Она называется ховдах, сэр, – поправил его я.

– Благодарю, – отрывисто ответил он, – …как жар от лампы, встроенной в ховдах, передается к животу слона по медным проволочкам. Лампа медленно растапливает сургуч, удерживающий вот этот люк в животе слона, а через некоторое время, в зависимости от количества сургуча, люк распахивается и пиявка выпадает наружу. Прошлой ночью я проводил эксперименты с люком и обнаружил, что, коль скоро лампа зажжена, он может оставаться закрытым не дольше двух часов. Поэтому у меня были все основания полагать, что подготовка к злодеянию не начнется раньше вечера. Тем не менее, чтобы подстраховаться, я попросил вас, Стрикленд, затаиться в моей комнате до заката. Встретившись в холле с мистером Карвальо, я сообщил ему, что намереваюсь лечь пораньше, сразу после ужина. Так что у нашего друга была возможность точно рассчитать свои шаги, а я тем временем перекусил и не преминул прихватить с собой из ресторана полную солонку.

– Но почему же вчера случилась осечка, мистер Холмс? – спросил я.

– Наш друг был перевозбужден, – Холмс повернулся к портье, который съежился от страха в углу комнаты, – и слишком сильно разогрел сургуч, когда приклеивал его к люку. В результате часть сургуча вытекла на покрывало, пломба утончилась, и люк открылся раньше времени. Однако не слишком ли много вины я взваливаю на вас, мистер Карвальо? В конце концов, поручение было такое, что хуже не придумаешь. Удивительно, что вы, при всем вашем малодушии, вообще за него взялись. Согласитесь, нужно превзойти в смелости самого себя, чтобы прикоснуться к этой твари хотя бы единожды, – но дважды! Это уже выходит за пределы всякого чувства долга. Или причиной послужило то, что ваш хозяин не терпит неудач? Он ведь суров, не так ли? Трудно представить себе более неумолимого человека, чем тот негодяй, которому вы имеете несчастье служить. Что за обет связывает вас с ним?