Артур Конан Дойль - Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона

– Я только что хотел предложить это вам.

– Значит, если мой ночной приятель снова навестит меня, то увидит, что птичка улетела. Мы все в ваших руках, м-р Холмс, и вы должны говорить нам, что мы должны делать. Может быть, вы желаете, чтобы Джозеф поехал с нами и присматривал за мной?

– О, нет! Мой друг Ватсон – медик, как вам известно; он и присмотрит за вами. Если позволите, мы позавтракаем здесь, а потом отправимся все трое в город.

Его предложение было принято. Мисс Гаррисон, согласно совету Холмса, отказалась выйти из спальни. Я не понимал маневров моего приятеля. Может быть, он просто хотел удержать барышню от свидания с Фельпсом. Молодой человек, обрадованный сознанием выздоровления и возможностью действовать, завтракал с нами в столовой. Холмс приготовил нам еще сюрприз: он проводил нас на станцию, посадил в вагон и затем спокойно объявил, что не намерен уезжать из Уокинга.

– Тут есть два-три пунктика, которые мне хотелось бы выяснить до отъезда, – сказал он. – Ваше отсутствие, м-р Фельпс, облегчит до известной степени это дело. Ватсон, будьте добры, когда приедете в Лондон, отправляйтесь прямо в улицу Бэкер с нашим приятелем и оставайтесь с ним, пока я не приеду. Вы – старые товарищи по школе, и вам есть о чем поговорить. М-ра Фельпса вы можете поместить в спальне; я буду дома к завтраку, так как есть поезд, который приходит в Ватерлоо в восемь часов.

– А как же насчет расследований в Лондоне? – заметил Фельпс.

– Мы можем завтра заняться этим. Я полагаю, что в настоящее время мое присутствие полезнее здесь.

– Скажите там, в Брайэрбрэ, что я надеюсь вернуться завтра к вечеру, – крикнул Фельпс, когда поезд двинулся от платформы.

– Вряд ли я попаду в Брайэрбрэ, – ответил Холмс и весело махнул рукой, когда мы отъехали от станции.

Фельпс и я много говорили об этом неожиданном поступке Холмса, но ничего не могли придумать.

– Я полагаю, что он хочет узнать что-нибудь насчет вчерашнего нападения. Что касается меня, то я не верю, чтобы это был простой вор.

– Что же вы думаете?

– Даю вам слово – можете, если хотите, приписать это расстройству нервов – но мне кажется, что кругом меня идет серьезная политическая интрига, и, по вполне непонятной для меня причине, заговорщики умышляют против моей жизни. Это звучит чрезвычайно высокопарно и нелепо, но обратите внимание на факты! Зачем вору пытаться пробраться в спальню да еще с длинным ножом в руках?

– Вы уверены, что это не было долото?

– О, нет, это был нож. Я ясно видел, как сверкнуло лезвеё.

– Но с чего станут так яростно преследовать вас?

– Ах! в этом-то и вопрос.

– Ну, если Холмс думает то же самое, то, может быть, этим и можно объяснить его действия. Если ваше предположение верно, то, поймав того, кто покушался на вас ночью, он может легко найти и похитителя морского договора. Глупо же предполагать, что у вас два врага, один из которых обворовывает вас, а другой угрожает вашей жизни.

– Но м-р Холмс сказал, что он не возвратится в Брайэрбрэ.

– Я уже давно знаю его и знаю, что он ничего не делает без основательного повода, – сказал я, и наш разговор перешел на другие предметы.

Денек выдался тяжелый. Фельпс был еще слаб после продолжительной болезни, раздражителен и нервен вследствие перенесенных им потрясений. Напрасно я старался заинтересовать его Афганистаном, Индией, специальными вопросами, – всем, что только могло бы отвлечь от его мыслей. Он постоянно возвращался к утерянному договору, выказывал свое удивление, свои предположения о том, что делает Холмс, какие шаги предпринимает лорд Хольдхёрст, какие новости мы получим утром. К вечеру волнение его достигло высшего напряжения.

– Вы безусловно доверяете Холмсу? – спросил он.

– Я был свидетелем многих замечательных дел, в которых он принимал участие.

– Но ему никогда не удавалось освещать мрак, подобный тому, который царит в данном случае?

– О, мне известно, что он разрешал вопросы потруднее вашего.

– Но не такого важного значения?

– Не знаю. Насколько мне известно, ему были поручены весьма важные дела трех царствующих домов Европы.

– Вы хорошо его знаете, Ватсон? Он так непроницаем, что я положительно не понимаю его. Как вы думаете, есть у него надежда на успех?

– Он ничего не говорил.

– Это дурной знак.

– Напротив, я заметил, что он всегда говорит, если не напал на след. В противоположном случае и когда он еще не вполне уверен в верности своих предположений, он бывает очень молчалив. Ну, мой друг, нервничанием делу не пособишь, поэтому ложитесь-ка спать, чтобы завтра встать свежим и готовым ко всему, что может ожидать вас.