Школа оказалась на осадном положении. Снаружи, окружив школьное крыльцо полукругом, сидели собаки и самозабвенно вызывали Алешку. Внутри, возле дверей, испуганно томились уже одетые первоклашки, не решаясь выйти наружу.
Бонифаций разгреб эту толпу, пробился к двери, приоткрыл ее и строго крикнул:
– Брысь!
– Щаз-з! – дружно ответили ему собаки. – Сам брысь!
Бонифаций захлопнул дверь – а что ему оставалось? – и снял трубку телефона.
– Правильное решение, – одобрил его отставной старшина.
Но Бонифаций не успел позвонить ни в милицию, ни бойцам МЧС. Откуда ни возьмись вылетел Алешка и ринулся к двери.
– Стой! – заорал Бонифаций, роняя на стол трубку. – Не смей, Оболенский! Сожрут!
Алешка обернулся, глаза его хитро блеснули, и он скромно, с достоинством ответил:
– Пусть уж лучше меня сожрут, чем вас. – И вышел на крыльцо.
Бонифаций закрыл глаза и бросился за ним. Он, видимо, решил, что будет все-таки лучше, если собаки сожрут учителя, а не ученика.
Молодец Бонифаций! Настоящий преподаватель литературы! Которая учит нас благородству в мыслях и самоотверженности в действиях!
Но собаки его не тронули. Может, не успели, может, не захотели. Тем более что он зацепился ногой за порожек и растянулся во все крыльцо. Поднял голову и увидел, что Алешка спокойно идет в сторону парка, вокруг него скачут ошалевшие от радости псы, отталкивают друг друга, подставляют свои головы и уши под его руку.
– Нонсенс! – громко прошептал Бонифаций, встал и начал отряхиваться от грязного снега. – Этот Оболенский… Он героический мальчик!
– Он воспитан на лучших образцах классической литературы, – пояснил я, сдерживая улыбку. Даже не улыбку, а дикий хохот. – И музыки.
– Он вне опасности, как ты думаешь?
– Он сейчас в полной безопасности, Игорь Зиновьевич.
Это я знал твердо. Когда Алешка шагал в окружении своей стаи, вокруг них образовывалось безвоздушное, вернее – безлюдное, пространство. Границы которого никто из прохожих не решался нарушить. Даже всякая шпана.
– Я напишу о его самоотверженном поступке в газету, – пообещал Бонифаций. – И о тебе тоже. «Ведь вы этого достойны!»
– Лучше не надо, – посоветовал я. – Зазнается еще. В новой упаковке.
– Да… – Бонифаций в раздумье почесал кончик носа. – Да… Я бы не хотел оказаться в числе его врагов. А тем более – объектом его мести.
Я бы тоже…
Случайность – проявление закономерности. Так говорит папа. Совершенно случайно Алешка вышел на рыбака, который совершенно случайно оказался тем самым Сычом, которого папа когда-то задерживал как карманника и который оказался тем самым «темным гостем», который теперь воровал в квартирах, где отмечали юбилей или справляли свадьбу.
И совершенно не случайно интересы Сыча и Алешки сошлись в одной точке. Этой точкой был талантливый и рассеянный Вадик Кореньков, будущий профессор.
Алешка мечтал подарить ему свою заблудившуюся тридакну, а Сыч рассчитывал с ее помощью войти в доверие к Коренькову, потому что до него дошли смутные слухи о необыкновенной коллекции жемчуга.
Неслабо Алешка использовал в своем арсенале «аналитический прогноз» и «спрогнозировал анализ».
Сначала – раковина, потом – одинокий человек, который ходит на свадьбы к многочисленным родственникам. Подозрение: моряк, а не знает, что такое «лечь на другой галс» («Моряк, – хихикал потом Алешка. – Он в чужих карманах плавал»). Костюм с сиреневым платочком в кармашке, синий паучок в ямке между пальцами…
Честное слово, я бы не только не смог проанализировать эти факты – я бы даже не обратил на них внимания.
А вот этот водила… Помните, Алешка сказал, что в нем, в этом водиле, было что-то странное. Было. Татуировка на пальцах в виде перстней. Алешка сначала подумал: покрасоваться ему хочется, а нечем, а потом узнал от папы, что эти перстни означают отсидки в тюрьме.
Вот тогда он и понял, что вокруг Коренькова роятся жулики и бандиты. Во главе с завистником Глотом.
Этот Глотов, когда был начинающим ученым, украл драгоценный металл – платину, которую выделили лаборатории для научных опытов. Его поймали и отправили в колонию, где он познакомился с домушником – водилой и с карманником Сычом. И где получил кличку Глот.
А после освобождения Глотова не оставили в покое. И он время от времени сообщал Сычу о всяких торжествах в кругу ученых и других выдающихся людей. А сам присматривался, батенька наш, к молодым ученым, особенно к Коренькову. Чтобы попользоваться результатами их научных трудов.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу