Валерий Гусев: Часы с лягушкой

(Как выяснилось в ближайшем будущем – врет! Да еще так здорово!) И в этот раз, похоже, соврала. Потому что дядька со своими бровями и велосипедом пошел совсем в другую сторону, а не к озеру.

– А вот вы у меня, – разбушевалась мама, – совсем заврались! Куда это вы повадились ходить после завтрака?

Мы врать не стали, ответили честно:

– Мы завтракать повадились. У одного дядьки.

– Вас что, дома не кормят?

Тут Алешку понесло по всему широкому раздолью:

– Что ты, мамуля! Ты нас очень хорошо каждый день кормишь своей овсянкой! Но у него так интересно! У него на столе всякие рыбацкие ножи, всякие мельхиоровые салфетки, всякое крахмальное серебро. И девушка такая, подавальщица, вся из себя, в бумажной короне. Вера или Надя. А может, Галя. И барахло у него – зашибись! А на одной стене картина, как тетя Зина чай пьет со своих пальчиков. Очень художественно – где-то спер, наверное.

– Гжель! – сказала мама.

– Жесть! – поправил ее Алешка.

– Вот что, Алексей, живо взял ведро – и марш за водой!

– Здрасьте! Я и так вчера целую охапку натаскал!

– Это ты охапку лягушек натаскал. Своим Акимычам.

Если спорят двое, достается обычно третьему. Я взял ведра и пошел за водой. А когда вернулся, Алешка спросил:

– Дим, сегодня какое число недели?

– Вторник ниже ртутного столба.

Он засиял:

– Класс! Сегодня идем в цирк.

– Весь вечер на манеже господин Шульц! – подхватил я. И добавил: – Номер исполняется без страховки, публика должна держаться подальше.

– Ага, – согласился Алешка, – а то если он взорвется, то и нас забрызгает.

– Чем это он нас забрызгает? – насторожился я.

Алешка подумал и сказал:

– Растрепанными нервами.

А этот Шульц… Он скоро нашел в Алешке самого близкого друга. И полюбил разговаривать с ним по душам. Видно, больше не с кем, не доверял никому. Даже своей охране. И правильно делал: как можно верить тому, кто охраняет тебя за деньги? А если побольше ему заплатят? Вот то-то же!

Шульц даже часто жаловался Алешке на свою тяжелую жизнь. А может, и врал. Чтобы войти в доверие.

Он, оказывается, всю жизнь завидовал Максиму Галкину. И все старался стать похожим на него. Во всем. Даже замок такой же построил, только поменьше размером.

– Он Галкин, и я Галкин, – жаловался он Алешке. – Он человек не бедный, и я человек богатый. Он остроумный, и я тоже. А вот посмотри: его все знают, и уважают, и аплодируют. А меня никто не любит. Я построил такой же замок, как и он. Ну, немного поменьше – места не хватило. В его замке, наверное, каждый вечер собираются всякие знаменитости и звезды, а у меня, кроме моих Гавриков, никогда никого нет. А ведь мне есть чем похвалиться! Столько редкостей и ценностей собрал – и сижу среди них как дурак со скучной мордой. Справедливо?

Алешка, уплетая «пироженные и морожные», слушал его с сочувствием и вежливо поддакивал, а про себя думал: а за что тебя уважать, такого жулика? За что тебя любить? За то, что обманываешь и грабишь людей? Тот Галкин хоть доставляет людям удовольствие и радость своими выступлениями, а ты – одни неприятности и всякие беды. И никому никогда не сделал никакого добра. Только себе, любимому.

В то же время Алешка щедро делился с ним «добытой информацией». Добывал он ее обычно перед сном, лежа под одеялом. Что он там такое плел, объясню на одном примере.

– Я, Дим, подсказал ему, где наш папа. Но он почему-то не обрадовался.

– И где наш папа?

– На Давнем Востоке! Я ему даже показал. Я говорю: если вот так встать, то перед вами Средиземноморское море, а справа или слева от него Давний Восток.

Или Дальний Восторг. Мне даже немножко жалко стало этого Шульца. И так его никто не любит. Какой уж тут Давний Восток, справа или слева от Средиземноморского моря.

В общем, они почти подружились. Но эта дружба прервалась неожиданным образом…

Мы едва дождались нужного часа, когда Шульц приедет проверять свои награбленные сокровища в холодное подземелье.

Пообщались с обоими Акимычами, угостились парным молочком – как раз пришли из Пеньков женщины на дневную дойку, потрепались с охранником Геной и, завидев на краю поля знакомый внедорожник, залегли в канавке. Словом, заняли лучшие места в партере.

Шульц, поигрывая найденным брелочком, подошел к объекту и ненадолго исчез в его недрах. И очень скоро вылетел из них, как скворец из скворечника. Разве что молча. И помчался, подпрыгивая, к машине.

– Кто это его укусил? – с недоумением спросил дядя Гена.