Евгения Бабина: Путешествие на восток

Степка, выпучив глаза, носился из угла в угол. Парень был явно не в себе.

Лариса, Настя и Федор с недоумением взирали на волнующегося товарища, ещё не зная в чём, собственно, дело…

За час до этого Степан совершенно неожиданно обзвонил присутствующих и, не объясняя причин, велел всем срочно собраться у него.

Редкий случай — в эту субботу занятия в школе отменили, потому что у учителей проходил конкурс «Лучший по профессии». Пока педагоги соревнуются, чтобы определить самого-самого, вполне можно было бы подольше поспать. А тут этот Степка со своими идеями… Где уж тут отдохнешь!

Степан, после того, как друзья, наконец, собрались, ожидал бурных вопросов, но ребята были какие-то сонные и молчали. Лариса с Настей только что переругались и дулись друг на друга. Федька, тот вообще сидел, внимательно рассматривая что-то на потолке.

— Вы как будто бы ничего не замечаете?! — удивлялся Степка, не переставая метаться по комнате.

— Что мы должны заметить? — в вопросе Ларисы слышалось раздражение.

— Как что? Нафани-то среди нас нет!

— А где же он? — Ларисе постепенно начало передаваться Степкино волнение.

— Пропал Нафаня! Исчез совсем! — замогильным голосом пояснил Степан.

— Как пропал? — воскликнули Настя и Лариса хором.

— Не может быть! — отрешенный Федор всё же начал просыпаться…

Степка перестал бегать и, прерывисто вздохнув, устало произнес:

— Я даже не уверен, жив ли он сейчас…

В комнате воцарилось молчание…

Ещё каких-то пару дней назад Нафаня сидел на уроке и смотрел в окно. Там всё говорило о приближении лета — яркое солнце, зеленые деревья, щебетание птиц… Теплынь. До начала каникул оставалось совсем чуть-чуть.

Он не любил уроки литературы. Даже не то, что не любил, просто ему на них было скучно. Хотя по этому предмету, как, впрочем, и по другим Нафаня был круглым отличником. Ему не нравилось, что читать нужно по программе, а не то, что на самом деле интересно. Когда человека заставляют делать что-либо не по доброй воле, это всегда рождает некое противодействие…

Марья Антоновна, молодая учительница, распинающаяся сейчас у доски, появилась в школе в начале учебного года сразу после института. Это был ее первый опыт работы. Она старалась. И старалась во всю… Начинающая литераторша не хотела преподавать просто и нудно. Марья, как за глаза стали называть ее школьники, всеми силами пыталась привить ученикам любовь к своему предмету. Но, сейчас глядя на сонный класс, она отчетливо понимала: ничего- то у неё не получается…

Нафаня, занятый своими мыслями, с любовью покрутил браслет на левой руке. Сколько приключений было связано с ним!

Воспоминания о пережитом надолго погрузили Нафаню в задумчивое состояние. Он даже не сразу заметил, что Степка подает ему какие-то знаки.

Отчаявшийся Степан скатал кусок бумажки в шарик и, с помощью линейки выстрелил им в Нафаню. Результат был достигнут — Нафаня все же обратил внимание на друга, но что он сигнализировал, так понять, и не мог… Не выдержав, Степка жестами показал, что сейчас напишет ему записку. Когда послание было готово, он скатал его в комочек, заложил на линейку, оттянул, и… Записка, вместо того, чтобы перелететь к Нафане, врезалась прямо в лоб Марье Антоновне, а затем шмякнулась на стол.

— Т-а-а-а-к! Это уж слишком! — возмутилась литераторша. Она развернула комочек и прочитала вслух:

«Нафаня! На «Карле» сняли печати. Сейчас в этом доме делают казино. Я вчера там был. Так что нам нужно срочно переговорить! Степан».

— Чушь какая-то! Казино! Им бы о прекрасном и великом думать. А они о игорных домах… Степочка, будь любезен, выйди вон из класса, — Марья Антоновна раньше никогда никого не выгоняла. Поэтому сделала она это очень вежливо. Первый раз все же…

«Нет, ну надо же, как неосторожно! — расстроено думал Нафаня. — Теперь весь класс слышал содержание записки! Лучше эс-эм-эской бы послал. Некоторые ушлые, такие как Жмот, сразу поймут, что мы опять что-то затеваем».

Нафаня исподтишка посмотрел на Никиту по прозвищу Жмот. Но тот сидел спокойно, как ни в чем не бывало.

— Марьтонна! Я больше не буду! — как маленький заныл Степка, которому вовсе не хотелось быть выгнанным.