Владимир Сотников: Операция «Джеймс Бонд»

– Да? – Для пущего эффекта Венька помедлил еще секунду и наконец произнес: – Катя, я давно думаю… Ты когда в школу ходишь с этим рюкзачком, как в него учебники запихиваешь? Трубочкой сворачиваешь?

Ярко-оранжевый кожаный рюкзачок, на который кивнул Венька, был у Катьки точно такой, как у ведущей теледискотеки «Партийная зона». Размером он казался чуть поменьше, чем бумажник у «нового русского», и был сделан в виде банки из-под фанты. И штрих-код был нанесен на боку.

У Катюхи даже губа отвисла от неожиданности. Секунду-другую она похлопала глазами, потом пришла в себя – и сразу рассердилась.

– Ну тебя, Стрелецкий! – возмущенно воскликнула она. – Вот за что тебя не люблю – что ни на минуту расслабиться с тобой нельзя! Постоянно чем-нибудь грузишь!

– А любишь? – тут же поинтересовался Венька.

– Что – любишь? – не поняла она.

– Ну, не любишь понятно, за что. А за все остальное, получается, ты меня нежно любишь?

В течение следующих тридцати секунд Катька осмысляла услышанное. Дошло до нее, надо признать, все-таки быстрее, чем до жирафа. Во всяком случае, она засмеялась и снова захрюкала трубочкой в стакане с коктейлем.

Венька тоже почувствовал себя неплохо. Что ж, раз Катюха делает вид, будто никаких непоняток между ними не было, – он не против. Вместо того чтобы попрекать друг друга неизвестно за что, они спокойно посидят в «Макдоналдсе», потом можно…

В эту минуту Венька заметил огромную тень, закрывшую весь столик и упавшую даже на Катькино лицо. Он поднял глаза и увидел, что Андрей, о котором он успел забыть, пока прикалывался над Катюхой, стоит в полушаге от их столика и пристальным взглядом обводит окрестности, как пожарный на каланче.

Да что ж это такое, в самом деле! Что он, младенец, сам не знает, когда на экзамен пора, при девчонке напоминать надо?! Еще бы памперсы принес!

Венька уже собрался высказать все это Андрею. Но тут же представил, как Катька захихикает, начнет расспрашивать: кто, да что, да почему… Небось поинтересуется еще, всегда ли Бен ходит на свидания с нянькой или по выходным предки отпускают его одного.

Венька быстро провел ладонью по коротко, для тренировок, стриженной голове. Это всегда было у него признаком смущения.

– Кать, – торопливо сказал он, – я тебя проводить не смогу сегодня. У меня, понимаешь, последний экзамен через десять минут начинается. Придется уж отмучиться!

Венька еще что-то говорил недовольной Катюхе, прежде чем поцеловать ее в слегка подрумяненную щеку. Что, мол, позвонит не позже как завтра. И что можно в воскресенье сходить на Арбат, тусануться по полной программе… Все-таки она неплохая девчонка, несмотря на свои дурацкие словечки и почти полное отсутствие мозгов.

В конце концов, когда все это совсем его достанет, с ней можно расстаться в два счета. Венька даже точно знал, как. Просто прийти пару раз на свидание в турецкой майке с надписью «Аdeddass»– и прощай, друг Бен.

Он так погрузился в эти мысли, что даже не сообразил: до экзамена-то еще час оставался, не меньше. Почему же тогда Андрей его поторопил?

«Вот, понеслось лето, как у стрекозы из басни Крылова», – думал Женя Лапушин, с неохотой переводя рамку настенного календаря на двадцать шестое июня.

И каждый год так: июнь счастливый, июль так себе, а август уже будет грустный – с мыслями о том, что опять проходит лето и ничего в жизни не изменилось, просто прошло время. А что толку в этом времени, если ничего значительного не происходит!

Женя посмотрел на метроном, стоящий перед ним на пианино. Грустные мысли навевает его мерно качающаяся стрелка. Тик-тик, тик-тик, а время идет.

Хорошо, что хоть мучение в музыкальной школе кончилось. Вообще-то Женя занимался музыкой охотно. Но только когда его никто не заставлял.

Протяжно пропела электричка.

Летом Караваево принимало толпы московских дачников. Электрички, освободившись от пассажиров, с радостью гудели на последнем перегоне до конечной станции.

Как только наступало лето, Женя с Тасей начинали канючить: «Ну что, ма, говорили тебе, надо было копить деньги хоть понемногу, сейчас бы уже ехали куда-нибудь к морю, в Крым!»

Они о многом думали одинаково, не зря же были двойняшками. И к морю им тоже хотелось одинаково.

Мама, конечно же, считала, что дети у нее еще маленькие, и не воспринимала их слова всерьез. Даже обидно было от ее снисходительных улыбок! Не хватает только, чтобы по головке погладила и уткнула лицом себе в живот, как всегда делала в их с Таськой детстве.