— Это можно, — улыбнулась Мадлена Людвиговна.
Она встала, подошла к серванту, отперла и выдвинула одну из нижних полок. Газета лежала почти с самого верха, а на ней…
На ней лежал самый потрясающий нож, который я видел в жизни!
Он был убран в кожаный чехол, только ручка высовывалась, и сверху в ручке был сделан компас. Сама ручка была из черного дерева — я почему-то сразу подумал об одном из деревьев тропических лесов, о железном, например. Может быть, потому что у ручки был такой же отлив, как у резных африканских скульптур на выставке, где мы не так давно были на экскурсии. По-моему, это была выставка ангольского искусства, и весь сбор от неё шел в «фонд помощи борющемуся ангольскому народу», поэтому нас туда и повели.
— Ух ты! — сказал я. — А это что такое? Можно поглядеть?
— Это — подарок того самого летчика, — сообщила Мадлена Людвиговна. Вот здесь, на ножнах, есть надпись, что этот нож однажды спас ему жизнь, когда его самолет потерпел аварию в пустыне…
— Так он летал через пустыни? — я был так захвачен, что у меня испарились все робость и смущение, я забыл о любой вежливости и готов был расспрашивать до бесконечности.
— Он много где летал, — улыбнулась Мадлена Людвиговна. — На, погляди.
Я с трепетом взял нож в руки и повертел его, прежде, чем вынуть из ножен.
Надпись на ножнах была по французски.
— Так он был француз? — спросил я.
— Француз, — кивнула она. — Видишь, и газета французская.
Да, пожелтелая газета была французской, и я, естественно, не стал к ней особенно приглядываться. Ведь я бы все равно ничего не понял. Так, взглянул на заголовок, на текст, и все. А стоило бы мне приглядеться! Ведь тогда бы я… Ладно, узнаете в свое время.
И, что самое главное, нож занимал меня в тот момент намного больше газеты.
Я аккуратно вынул его из ножен. Стоило поглядеть на его лезвие!..
— Да… — протянул я. — Это нож настоящего военного летчика… А, понимаю! До войны он был французским корреспондентом в Москве…
— В Ленинграде, — поправила Мадлена Людвиговна. — И он не был здесь постоянно. Он приехал сделать серию репортажей. Впрочем, да, он, кажется, и в Москве побывал. Но мы-то с ним познакомились в Ленинграде.
— …Но, в основном, он был летчиком, — продолжил я. — И, когда началась война, он пошел воевать в «Нормандию-Неман» так?..
Помните ведь, что такое «Нормандия-Неман»? Это была эскадрилья целиком из французских летчиков, созданная в Советском Союзе. Знаменитая, в общем, эскадрилья.
Мадлена Людвиговна открыла рот, будто собираясь что-то сказать, но я ей не дал. Меня понесло, и я выпалил:
— А потом, в конце войны, он погиб, да?
Старушки переглянулись. Они мгновенно погрустнели и посерьезнели, особенно Мадлена Людвиговна.
— Да, — проговорила Мадлена Людвиговна. — Он погиб.
Тут и слепому, и такому ничего не секущему во взрослой жизни мальчишке, как я, было ясно, что она до сих пор переживает его смерть, несмотря на то, что с конца войны прошло уже больше тридцати пяти лет. Я густо покраснел и мысленно выругал себя, что не сдержал вовремя свой язык. В этот момент мне опять — чуть ли не в третий или четвертый раз послышалась отдаленная похоронная музыка, но тогда я решил, что это мне чудится, из-за всех этих разговоров.
— Вот так, — Мадлена Людвиговна убрала газету назад в ящик серванта. Можешь полюбоваться ножиком, пока ты здесь.
— Пойду-ка я проглажу джинсы, — сказала Шарлотта Евгеньевна. — Наверно, утюг уже совсем разогрелся, пыхтит.
Она вышла, а я, опустясь в кресло, продолжал вертеть нож, разглядывая его со всех сторон и чуть ли не облизывая. Наверно, Гиз мог бы так смаковать сочную косточку.
— Он говорил мне, что у этого ножа есть ещё одно замечательное свойство, — подала голос Мадлена Людвиговна. — У него так сделан центр тяжести, что, как его ни кинешь, он летит точно в цель. Но здесь этого, конечно, не попробуешь.
— А как этот нож спас его в пустыне? — спросил я.
— Насколько я поняла, он сумел вырезать подпорку и закрепить сломанное шасси настолько, чтобы можно было взлететь, а потом и приземлиться в нужном месте, — ответила Мадлена Людвиговна. — Но, может, я в чем-нибудь ошибаюсь. Признаться, я не очень сильна в технике.
— Здорово! — сказал я. Тут появилась Шарлотта Евгеньевна со свежепроглаженными джинсами, и я с сожалением вернул нож Мадлене Людвиговне. — Спасибо. Скажите, можно я иногда буду вас навещать?
— Будем только рады, — ответила Мадлена Людвиговна. — Ведь мы живем так одиноко. Запиши на всякий случай наш телефон.
Читать дальше