Лев Овалов - Помни обо мне. Повесть

Николай Ильич всерьез взволновался. Он и чашку отодвинул, и стул; любит сидеть, а тут принялся ходить; всегда бледен, а тут порозовел…

Встал и Юра.

- Почему вы думаете, что Таня попала именно в эту секту?

- Вы сами сказали - ушла в странство. Вступают в секту и уходят в странство.

- Зачем?

- Искать бога, молиться! - Николай Ильич даже всплеснул руками. - Этакая доморощенная российская мистика. Скрываются от людей, истощают себя, молитвами доводят себя до одурения… - Он подошел к сестре: - Что делать?

Катенька укоризненно посмотрела на брата:

- Ах, Коля…

- Что Коля? - с тревогой переспросил Николай Ильич. - Ну, что?

- Может быть, вообще не нужно заниматься… - тут она бросила на Юру виноватый взгляд, -…богоискательством. Молодежи и без того хватает забот…

- Замолчи! - с досадой оборвал ее Николай Ильич. - Нельзя сравнивать христианскую философию со всякими извращениями!

На мгновение все замолчали, стало слышно, как где-то за стеной бодро тараторит громкоговоритель.

Николай Ильич приблизился к Юре.

- Таню надо спасти! Надо спасти! - нервно повторил он несколько раз. - Ее нельзя оставлять в плену у этих фанатиков. Что вы будете делать?

- Искать, - насмешливо проговорил Юра. - Я уже сказал.

- Не так это просто, на то они и скрытники! - воскликнул Николай Ильич. - Придется потратить много времени, много труда…

- Это меня не пугает, - спокойно сказал Юра. - Вы-то чего волнуетесь?

- Как же не волноваться? - воскликнул Николай Ильич. - Вырвать ее надо из этой ереси! Я же говорю - фанатики! Они до того ослеплены ненавистью ко всему новому, что готовы весь мир ввергнуть в междоусобную войну, ни с чем не хотят мириться…

- Полагаете, ваш бог лучше?

- Я не хочу сейчас спорить, я хочу вам помочь, - строго произнес Николай Ильич. - Поиски будут хлопотны и… обременительны… - Он полез в карман, протянул Юре деньги: - Хочу помочь. Тут двести рублей. Вчера получил жалованье. Найду еще…

На этот раз порозовел Юра:

- Зачем это?

- Но я действительно хочу помочь… - Николай Ильич и стеснялся и настаивал. - Расходы будут обременительны, и моя совесть…

Он действительно добр, но одновременно и суетлив, и жалок, этот неожиданно растерявшийся попик, и Юра вдруг почувствовал к нему легкое презрение.

- Спасибо… - Он отстранил деньги, - Обойдусь без вашей субсидии.

- Но почему?

- Потому что вы же во всем виноваты, а теперь собираетесь ее спасать!

Николай Ильич вздернул кверху бородку:

- При чем тут я?

- Объясню, - произнес Юра нравоучительным тоном. - Ведь это вы убеждали ее в существовании бога. Регулярно предлагали по рюмочке винца, а когда втянули в пьянство, собираетесь спасать… Нет уж! - Юра с ненавистью посмотрел на поповские деньги. - Как-нибудь обойдемся без вас!

Он вспылил, не мог не вспылить, позже он осуждал себя за вспышку, но Юру всегда возмущало лицемерие.

- Извините, - сказал он, стараясь говорить как можно спокойнее. - Я признателен вам за хлопоты, за советы, за консультацию, но дальше я уж как-нибудь сам. Ни бегство от людей, ни смирение перед горем не помогли еще ни одному человеку!

От Юры я и услышал о его встречах с Николаем Ильичом Успенским.

- Человек субъективно хороший, но что из того, если он служит плохому делу? Ведь это он, он толкнул Таню к религии. И дело, в конце концов, не в том, к кому она потянулась - к православным или к этим, как он их называет, бегунам. Дело в ином. Она бежала от жизни, бежала в придуманный, призрачный мир. В этом ее беда…

- Однако отец Николай помог выяснить подоплеку ее исчезновения.

- И он, и вы. Все помогли в оценке фактов.

- Что же вы собираетесь делать?

- Искать. Еще не знаю как, но искать. Не успокоюсь, пока не найду. Мне понятно, что это не просто. Зиму я, вероятно, проведу в Москве. Буду работать и готовиться… к странству! Поднакоплю денег, а весной…

В его голосе звучала удивительная уверенность в успехе.

Тем временем, покуда Юра метался в поисках Тани, с ней происходило вот что.

До встречи в Третьяковке Таня почти не замечала Юру. Она вообще не слишком-то обращала внимание на мальчишек. А тут, перед Нестеровым… Тот - и не тот!

Юра открыл глаза, и Таня вошла в него: вот ты, оказывается, какой, мы одинаково видим с тобой прелесть жизни, прелесть этой картины, прелесть просветленного познания мира…

Таня не помнила, о чем они говорили, возвращаясь домой, но только все, что говорил Юра, было умно, интересно и необыкновенно понятно, и она искренне сказала на прощание: