Михаил Демиденко - Сын балтийца

Но откуда она узнала, что балтийский моряк украдкой заглянул в отчий дом?

Видать, плохо хоронился, не остерегся. Деревня не город. В деревне чихни в кулак, а в другом конце скажут: «Будь здоров, Сергей Иванович!»

Ваня помчался стрелою к дому. Бежал, ног не чуял от радости, ни разу не остановился.

Вбежал во двор, красный от бега, глазенки горят… и замедлил бег, и встал столбом, и страх сковал ноги, руки, голос. И кровь в височках застучала молотами: тук-тук-тук!

Во дворе деда бушевало лихо!

Во дворе казаки в черных черкесках с газырями, в бурках и мягких сапогах без каблуков - такое одеяние Ваня видел на базаре в Воронеже у фотографа на занавеске: сунь в дыру лицо и получай фотографию, вроде ты джигит с кинжалом, а сзади гора Казбек.

Во дворе деда бушевало лихо! Ох, лихо! Лихо мне, лихо людям родным!

Отец валялся связанный около соломорезки.

Отца схватили беляки!

Не знал Ванятка, что скрутили отца в бане, на полке с веником в руке, и не успел чекист дотянуться до верного маузера, и не уложил наповал ни одного казака. Да и сам бы им в руки живым с женой не дался!

Кто-то выдал Сергея Ивановича!

Выдал!

Посередине двора стоял невысокого роста, поджарый, весь какой-то дерганый, с усиками казак в белой бурке с погонами есаула Войска Терского, поигрывал кинжалом в серебряных ножнах. Главный небось в банде!

И Ванятка с разбега бросился на есаула, поддел его головой в живот. У есаула аж дыхание перехватило, он открыл рот, как окунь на песке, начал заглатывать воздух, а когда очухался, завопил:

- Ах ты, красный последыш! Всыпьте ему. Ежели выживет, помнить будет!

И он отбросил Ванятку ногой, как кутенка. Ваня чуть под крыльцо не закатился.

- Помилуйте, ваше благородь! - упал перед есаулом на колени седой дед. - Ваше благородь, смилуйся! Сын мой, внук мой! Ну, что хошь бери, меня заруби! Малец за батьку заступился. У тебя есть сын? Молчишь! Знать, есть. Он бы тоже за тебя жизни не пожалел.

- Уйди, старик! - отвернулся есаул. - Ты до моих кровей не дюже бреши. Нас красные не жалкуют!

- Погодь! Погодь! - еще пуще взмолился старик и бросился к сараю, где держал курей. - Погодь!

- Чего он там? Эй, Сергуненко, возьми на мушку, а то как в Горловке - стрельнет или бомбу шваркнет.

Один из казаков сдернул с плеча карабин и побежал за стариком в сарай.

Иван Кузьмич на коленях судорожно руками разрывал куриный помет под насестом, вырыл ямку, из ямки вынул горшок, прижав к груди, устремился к выходу.

- Погодь, ваше благородь!

Он разбил о камень горшок, разгреб черепки, выбрал на сморщенную ладонь четыре золотых червонца с ликом Николашки и шесть пятирублевиков.

- Выкуп за сына и внука!

- Ну-ка… - повеселел есаул и взял золото. - Дед! У помещика награбил?

- Никак нет, разве можно! - закрестился дед. - Потные свои, всю жисть копил. Бери выкуп-то! Отпусти сына и внука.

- Ты, старик, не заговаривайся! - рассмеялся есаул. - Живой моряк?

- Дышит еще… - сказал казак без зубов. Щеки у него запали, поэтому он выглядел намного старше своих лет.

- Бросьте его на бричку! - приказал есаул. - Пусть с ним полковник Белов разбирается. А може, старик, его тут и пристрелить, дома, в семье похороните по-православному? - спросил есаул. - Ему все равно не жить… Хоть умрет без муки. Полковник Белов дюже лютый.

Нет, Хмара не шутил, говорил на полном серьезе, по-своему хотел отработать золотишко.

- Христос с тобой! - закрестился дед.

Неожиданно к ним подбежал Семен, упал рядом с отцом на колени, затем затараторил:

- Господин есаул! Господин Хмара! Это золото мое, вот вам крест! Мое теперь! Теперь я старшим в доме остался.

Борода у Семена сбилась набок, точно отклеилась.

- Ранило меня на германской… - сказал, точно простонал, Семен. - Это раны за бога, царя и отечество. Золото мое! Вы же обещали - моего не тронете. Корову обещали и лошадь…

- Сергуненко, дай ему, большевистскому отродью.

Казакам не требовалось повторять приказ, они умели бить с оттяжкой.

Семен кулем свалился на разбитые черепки от горшка.

Ванятка в этот момент пришел в себя, он подобрался, вскочил и молча вновь налетел кочетком на есаула, но споткнулся о ногу дяди Семена и юзом поехал к крыльцу.

- Га! Глянь, опять морока ударила у голову!

И есаул автоматически, отработанным ударом внахлест перепоясал Ванечку нагайкой. Спасибо - удар пришелся не по голове. Лопнул овчинный кожушок, рубашка. Ваня потерял сознание.