Наталия Волкова - Разноцветный снег

Алмих тяжело поднялся и отошел к окну. Меня поразило, что он даже не стал выяснять, откуда я про него все знаю. Да и вообще все меня поразило.

Я молчала.

– Ну что, – тихо спросил Алмих, – побежишь теперь рассказывать все в администрацию? Или куда там?

– Не знаю, – так же тихо ответила я.

– Послушай, – Алмих отвернулся от окна, – тебе важно оправдать Старцева, так?

– Так.

– Ну вот и оправдывай. Защищай свой проект. Только прошу тебя, не надо про отца.

Нет, такого Алмиха я раньше не видела. Он что, умоляет меня?

– Поверь, он свое уже получил, последние годы болел так, что врагу не пожелаешь. А я… я до сих пор расхлебываю вот. Может, ты сейчас не захочешь это услышать, но оправдать человека гораздо важнее, чем осудить.

От Алмиха я вышла пришибленная. С одной стороны, хотелось тут же поделиться с остальными, с другой… Я понимала, что Алмих доверил мне то, что не рассказывал раньше никому.

Как обычно, в три часа я пришла в библиотеку. Все уже собрались за нашим круглым столом, только Якова Семеновича и Виталика пока не было. Ну и Ромки еще: они поехали с мамой в больницу подготавливать Леночку. Завтра им уже ехать в Москву, а оттуда – лететь в Берлин, в клинику, для дальнейшего лечения. Все выжидающе смотрели на меня, а я даже не успела придумать, что им говорить, а что – нет. Решила рассказать всю историю Старцева с начала и до конца, умолчав лишь про отца Алмиха.

– Ты гений! – чуть ли не хором сказали близнецы.

– А вы сомневались? – посмотрел на меня с восхищением Гришка.

– Я бы ни за что не додумалась, что дядя Коля – это и есть Старцев.

– Я бы тоже, – призналась я, – но у меня все время в голове крутилась «Пятая печать» и то, что часовщик Дюрица не просто так ударил умирающего. А еще очень вовремя Настя Антонова сочинение про Тихую Сосну написала.

– Слушайте, где же Яков Семеныч? – забеспокоилась Танечка. – Уже половина четвертого, он никогда так не опаздывал.

Подозреваю, она и насчет Виталика беспокоилась, но спрашивать постеснялась – и так она с ним носится, как с последней моделью мобильника.

Тут хлопнула дверь, и в зал влетел Виталик. Как был, не причесавшись, не прихорошившись, вбежал и плюхнулся на стул.

– Папа на него такое нарыл! – выдохнул Виталик без предисловий.

– На кого?

Я почувствовала, как по телу бегут иголочки – от кончиков пальцев до головы.

– На Гилмана. Папа вчера очень разозлился на него, и его можно понять: я ходил целый год на занятия к преподавателю, и этот же самый преподаватель рубит меня на конкурсе.

– Он же не один был в жюри! – крикнула я.

– Ой, да ладно, знаем мы, как там эти жюри работают. Ему достаточно было сказать остальным, что я – подающий надежды и бла-бла. Но он не захотел так говорить.

– А ты не думал, что просто не заслужил? – опять выкрикнула я.

– Слушай, Бойцова, помолчи, а? Сейчас ты о своем любимом Якове Семеновиче такое узнаешь…

– Я не буду слушать про него гадости!

– А придется. Очень пикантная инфа всплыла. И теперь разнесет ее течением по всем печатным изданиям, об этом будет весь город на каждом углу трещать. Поняла?

– Ты гонишь, – сказала я и заткнула уши.

– Я? Гоню? – Виталик аж покраснел. Он открыл сумку и вытащил оттуда распечатанные листы А4. – Смотри, если не веришь.

Все склонились над тем, что принес Виталик. Пока они читали, я наблюдала за лицами: Танечка быстро пробежала несколько строчек и в ужасе прикрыла ладонью рот, Соня и Даня придвинулись друг к другу вплотную и напряженно вглядывались в текст. Потом Даня оглянулся на меня и округлил глаза. Гришка читал медленней других и так же медленно шевелил губами.

– Капец! Прочти, Стаська.

Я пересилила себя и придвинулась к разложенным на столе листочкам. Судя по всему, это были распечатки из какой-то газеты. По ним получалось, что года два назад Гилмана судили за вымогательство. Что года три назад он работал в школе в подмосковном городке. В его кабинете шел ремонт, и его никак не могли закончить. Тогда Яков Семенович одолжил подрядчику собственные деньги, а потом требовал с него гораздо большую сумму, чем дал. И подрядчик написал на Гилмана заявление.

– Ну что, Бойцова, – торжествующе воскликнул Виталик, – поняла? Уголовник твой Яков Семенович!

Я не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Это не может быть правдой. Яков Семенович не мог ни у кого ничего вымогать. Хотя к чему тогда были все эти разговоры о том, что человек не знает, чего ждать от самого себя?