Астрид Линдгрен - Калле Блумквист и Расмус

Петерс покачал головой.

– Не очень-то ты хитер, – заметил он. – Ну да это все равно. Я пошел. Хочу только предупредить: не выкидывайте новых фокусов.

Он пошел к дверям, но по дороге остановился.

– Кстати, – пробормотал он тихо. – Может, там, в туалетном шкафчике, у меня осталось несколько лезвий.

Туалетный шкафчик висел на стене рядом с умывальником. За ширмой.

– Лезвия! – пронзительно крикнула Ева Лотта. – Я их съела… Я хочу сказать, я выбросила их в окошко. И я плюнула на кисточку для бритья.

Петерс уставился на нее.

– Жаль мне ваших родителей, – лаконично бросил он и вышел.

И вот они остались одни. Они сидели на скамейке – все трое – и тихонько говорили о том, что произошло. Расмус сидел перед ними на полу и с интересом слушал.

– Слишком сильный ветер, – сказал Калле. – Мы абсолютно ничего не можем сделать, пока ветер не стихнет.

– Иногда дует по девять суток подряд, – словно подбадривая их, произнес Андерс.

– Что ты будешь делать, пока ждешь? – поинтересовалась Ева Лотта.

– Буду лежать под домом, как мокрица, – ответил Калле. – А после того, как Никке сделает последний обход, я приду к вам, поем и переночую в доме.

Андерс хихикнул:

– Вот здорово! Хорошо бы вот так провести Алых!

Они долго сидели в комнате, слушая крики в лесу, где Петерс, Никке, Блум и Сванберг искали Калле.

– Ищите, ищите, – зло проговорил Калле. – Все равно ничего, кроме черники, не найдете.

Наступил вечер, стало темно. Калле не в силах был дольше лежать под фундаментом. Ему необходимо было выползти и подвигаться, чтобы окончательно не затекли ноги и руки. А идти в дом было слишком рано. Никке еще не сделал вечернего обхода. Тихо и осторожно вышагивал Калле в темноте. Подумать только, как чудесно просто двигаться, просто шевелить руками и ногами!

В большой комнате у Петерса горел свет. Окно было открыто, и он слышал слабый гул голосов. О чем они там говорили? Калле почувствовал, как в нем пробуждается жажда приключений. Ведь если тихонько подкрасться и стать под тем окном, можно будет, пожалуй, узнать кое-что полезное.

Он тихонько подбирался все ближе и ближе. Один шаг в минуту. Боязливо прислушиваясь после каждого шага, он наконец очутился под самым окном и услышал ворчливый голос Никке:

– Я устал от всего этого. Я так устал, что не желаю больше участвовать в таком деле.

А потом сдержанный, ледяной голос Петерса:

– Вот как, ты не желаешь больше участвовать! Почему же, позволь спросить.

– Что-то здесь не так, – ответил Никке. – Прежде шли разговоры о деле , и можно было поступать как угодно, только было бы полезно для дела , как говорилось. А я, бедный и глупый матрос, верил в эту болтовню. Но теперь я в нее больше не верю. Потому что несправедливо так обращаться с детьми, пусть даже с пользой для дела .

– Берегись, Никке, – пригрозил Петерс. – Мне, верно, не надо напоминать тебе о том, что бывает с теми, кто пытается дезертировать?

На мгновение наступила тишина, но под конец Никке угрюмо буркнул:

– Ну что ж, знаю!

– Тогда ладно! – продолжал Петерс. – Но смотри не наделай новых глупостей. Ты нес такую околесицу, что я почти уверен: ты нарочно позволил мальчишке бежать.

– Эй, полегче на поворотах, шеф, – зло произнес Никке.

– О нет, таким глупым даже ты, верно, быть не можешь, – сказал Петерс. – Ты и то должен ведь понимать, что означает для нас его побег.

Никке не ответил.

– Никогда в жизни я так не боялся, – продолжал Петерс. – И если самолет задержится, то все лопнет, можешь не сомневаться.

«Самолет! – Калле навострил уши. – Что это за самолет, который должен прилететь?»

Размышления его внезапно были прерваны. Кто-то шел в темноте с карманным фонариком в руках. Он вышел из маленького домика под скалой, где находился профессор. «Должно быть, это Блум или Сванберг», – подумал Калле, плотно прижавшись к стене.

Но ему нечего было бояться. Человек с карманным фонариком направился к дому, где собрались киднэпперы, и мгновение спустя Калле услышал там его голос.

– Самолет прилетит рано, в семь часов утра, – произнес тот, кто пришел, и Калле узнал голос Блума.

– Это было бы слишком хорошо, – сказал Петерс. – Мне и в самом деле надо убираться отсюда. Только бы погода позволила самолету приземлиться.

– Ветер стих по-настоящему, – заметил Блум. – Они хотят до вылета получить новую сводку.

– Передай сводку, – распорядился Петерс. – Здесь над заливом ветер такой, что можно приземлиться. А ты, Никке, смотри, чтобы малыш был готов к семи часам утра!