Джеймс Паттерсон - Охотники за сокровищами

– Это Ренуар, – сказала она, показывая на одну из картин. Она все это знает, потому что стоит нам попасть в большой город, как она тут же идет в музей и бродит там до самого отплытия. Она у нас семейный художник все-таки. – Это Мане. А это – Моне.

– Как их различить, напомни, а?

– Если картина написана маленькими мазками – значит, Моне. А если изображены пухленькие парижанки – тогда Мане.

– А, точно.

– Вот это – Дега. Рядом с ним – Сезанн. И Гоген. Вот Пикассо. И Ван Гог – только эта картина давно утеряна.

– Ты что, думаешь, мама с папой собирались все это добыть?

– Ну, тогда им пришлось бы красть из музеев. Ого! Может, они это затем сюда и повесили, – с этими словами Бек постучала по черно-белой фотографии улыбающегося гангстера в старомодной шляпе. Изо рта у гангстера торчала сигара. – Чтобы мы не вздумали охотиться за этими сокровищами.

Рядом с фотографией гангстера висела копия статьи из газеты Chicago Sunday Tribune за 18 октября 1931 года. Заголовок на всю полосу гласил: «Присяжные признали Капоне виновным«.

Пока Бек разглядывала копии знаменитых картин и статуй, я увлекся совсем другим образчиком искусства – комиксом, который папа сунул под стекло рядом со списком «Найти«. Как я догадался, что это папа вырезал картинку из журнала? Да просто он тысячу раз рассказывал мне эту дурацкую шутку: студент показывает профессору в мантии и академической шапочке античную греческую вазу, расписанную изображениями людей и разными сценками, и спрашивает: «Это греческая ваза? А почему такая маленькая?» А профессор отвечает, махнув рукой: «Потому что на греческую зарплату особо не разгуляешься».

Обхохотаться. Смешнее не бывает.

Но последние несколько месяцев папа просто обожал рассказывать эту шутку. Мне. Снова и снова, снова и снова. Прямо какая-то греческая разновидность китайской пытки.

Он даже нацарапал на полях комикса приписку: «Тебе одно лишь это надо знать, приятель».

Может, у нас проходила государственная неделя «Пишем по-пиратски», а я и не знал?

Мы с Бек обыскивали комнату еще минут пятнадцать или двадцать, но так и не нашли ничего, что хоть отдаленно походило бы на карту Каймановых островов с крестиком на месте сокровищ. И на досках не нашлось ни единой бумажки, в которой упоминались бы затонувшие у Каймановых островов корабли, или таинственные золотые города на Кайманах, или хотя бы курица по-ямайски из ресторана «Кайман».

– Ну, Бик?

– Что, Бек?

– Это все, конечно, страшно здорово…

– Это точно.

– Но у меня есть один маленький вопрос.

Я кивнул:

– У меня тоже.

– Откуда Шторм знает, где папа спрятал ключ?

И это мы снова сказали хором.

В каюту, где обитала Шторм, мы с Бек ворвались словно шторм (простите за каламбур).

Сестра сидела на нижней койке и быстро, как скоростной ксерокс, листала книгу в твердой обложке. Книга имела в толщину сантиметров пятнадцать, не меньше.

– Международное морское право, – пробормотала она, когда книга кончилась (примерно через пятнадцать секунд). – Потрясающая штука.

– Шторм! – позвала Бек.

Шторм сонно поглядела на сестру, но ничего не сказала в ответ.

– Послушай, откуда ты знала, где спрятан ключ от Той Комнаты? – спросил я.

– Оттуда, что у меня фотографическая память.

– А при чем тут фотографическая память? Я про ключ! – И для наглядности я покачал ключом у нее перед носом.

Шторм пожала плечами.

– Папа боялся, что если он спрячет ключ, то позабудет место. Поэтому он назначил хранительницей ключа меня.

– Ч-что? – Бек, кажется, даже заикаться начала от услышанного. – Папа? Тебя? И вы вместе? Его спрятали?

(Понимаете теперь, почему Бек так хорошо рисует? Потому что с речевым общением у нее, как бы это сказать… слабовато. Что ты говоришь? И ничего у меня не слабовато с личной гигиеной, и писать об этом я не стану. Ну вот, все-таки написал. Так всегда…)

– А что еще вы с папой от нас скрывали? – спросила Бек.

– М-м, дай припомнить, – с этими словами Шторм приподняла в руках толстенный свод законов. – Папа попросил меня «ознакомиться» с содержанием этой книги. Сказал, что, когда доберемся до Кайманов, это может оказаться кстати.

– А ты когда-нибудь была в Той Комнате? – спросил я.