Евгений Рудашевский - Сердце мглы [litres]

Серхио Мардену никогда не нравился. В Шустове-старшем с первого знакомства угадывалось что-то чрезмерное, чувствовался внутренний мотор, работающий круглые сутки. Дельгадо, знакомя проводника с Серхио, улыбаясь мерзкой улыбочкой, назвал того пытливым исследователем, жаждущим познания через все доступные каналы. Так и сказал, чёрт возьми. Если бы Марден услышал нечто подобное про кого-нибудь ещё, оборжался бы до колик. Но достаточно было пожать руку Серхио и заглянуть ему в глаза, и всякая насмешка, не успев вырваться, усыхала. Марден его побаивался. От таких лучше держаться подальше.

– Я всех видел, – отчитался Лучо.

– А ты? – Марден, срывая с гамаков маскировочную мишуру, покосился на Максима. – Получил, что хотел?

– Получил, – кивнул Максим.

С тех пор как Марден согласился вместе с ним отправиться за Скоробогатовым, его словоохотливость поугасла. Парень перестал травить байки про Томмазо Кампанеллу и « современный город роскоши для избранных творцов» .

Отвязали тросы, скрутили гамаки и уже готовились спускаться вниз, Лучо даже перебрался на нижнюю ветку, когда Марден шикнул:

– Тихо!

По тропе возвращались два индейца.

Максим замешкался. Не понял, что происходит. Марден, сунув ему гамаки, прижал парня к стволу дерева.

– Опусти голову. Не двигайся.

Индейцы шли быстро. Часто оглядывались. Марден и Максим были слишком открыты. Ветки и завеса дождя не помогут, если индейцы посмотрят наверх.

Голова пульсировала от напряжения. Любой неверный шаг ведёт в могилу. Хотя кто тут станет для тебя рыть могилу? Они и своего-то бросили гнить на тропе. И чёрт бы с ней, с могилой, просто хочется жить. Проклятый Лучо – надо было ему сунуться за Максимом в Науту…

Мысли серой пеной накипали в голове, но Марден не пытался их успокоить. Под шум мыслей успокаивалось сердце. Дыхание выравнивалось. Следом пришла решимость. Марден ждал, когда их наконец заметят, чтобы тут же принять решение – спрыгнуть и бить или бежать, – а потом сообразил, что индейцы ведут себя странно. Во-первых, это были кандоши, которых прежде на разведку не отправляли. Во-вторых, они шли гружённые поклажей. В-третьих… чёрт возьми, они остановились в двадцати шагах от дерева!

Стояли, о чём-то переговаривались. В ливень не разобрать слов. Да и вряд ли Марден понял бы их язык.

– Что там? – на пределе слышимости спросил Максим.

Вместо ответа Марден, увидев, что индейцы опять двинулись по недавно протоптанной тропе, ткнул Максима в бок. Кандоши остановились во второй раз. Огляделись, словно ждали кого-то ещё. Затем сняли рюкзаки – бережно поставили их под деревом, на котором прятались Марден, Лучо и Максим. От индейцев их отделяло метра три-четыре.

Прошла минута, и кандоши… бросились в противоположную сторону от той, куда направлялись остальные члены экспедиции. Бежали быстро, с ловкостью перепрыгивали гнилушки и обрубки деревянистых лиан – следы недавних ударов мачете.

Рюкзаки остались на месте. Ливень звонко лупил по их зелёным дождевым накидкам.

Марден понял, что пора отсюда убираться. Догадывался, почему кандоши ломанулись назад через джунгли – уж конечно не потому, что оставили в предыдущем лагере любимую подушку, – и рассудил, что скоро к рюкзакам могут выйти вооружённые и едва ли довольные случившимся агуаруна.

– Никогда не понимала, почему герои ужастиков, когда сбегают от опасности, закрывают за собой дверь и с таким, знаешь, облегчением прижимаются к ней спиной. – Зои посмотрела на Диму. Видела, как он мучается из-за болей в ноге, и старалась развлечь его на привале. – Если бы я убегала от маньяка или призрака…

– Маньяка или призрака ? – без улыбки переспросил Дима.

– …я бы точно держалась от дверей подальше. Призрак пройдёт насквозь, а маньяк пробьёт ножом. Лучше забиться в дальний угол. А если надо подпереть, то… вытянутыми руками, например. Уж точно не спиной, как в «Затаившихся». Или как в «Женщине в чёрном». Дэниел Рэдклифф там бежит от детей-призраков, потом от женщины-призрака и каждый раз подпирает дверь спиной. Странно, да?

Дима неуверенно повёл плечами. Доктор Муньос выдал ему лекарства, но Дима всё равно мучился, бедняжка. Последние четыре дня экспедиция вязла в топких луговинах. Плотные заросли утомляли, однако, завидев впереди просвет, каким в обычных лесах отмечены поляны, никто не радовался. Все понимали, что там раскинулось болото. И просвет, и сумеречная чернь пугали в равной степени. В джунглях сложно предпочесть одно другому. Зато никаких переживаний о завтрашнем дне – живёшь здесь и сейчас. Когда лишают выбора, будущее не тревожит неопределённостью. Ты наперёд знаешь, что будешь страдать, а остальное превращается в детали. Забираясь вечером в гамак, не просишь солнечной погоды на утро. Дожди угнетают, от них гниёт одежда, по телу лезут красные пятна потницы, но в ясные дни не легче: ливни сменяет банный зной, от болотистых росползней поднимается до того удушливый смрад, что кружится голова.