Жан-Клод Мурлева - Джефферсон [litres]

– Вон он! Вон он, уби-и-и-и-и-йца! – указывая пальцем на Джефферсона, который стоял в дверях и твердил: «Да нет же, не я!» – но куда было его голоску против козы с ее луженой глоткой.

Когда Джефферсон увидел, что на ее вопли отреагировали двое молодых козлов и теперь направляются к нему – поначалу шагом, а вот уже и рысью, – он подчинился старому как мир рефлексу: спасаться бегством. Иначе говоря, он пустился наутек, дал стрекача, сделал ноги – назовите это как угодно. Никогда в жизни он так не бегал. Он чувствовал, что ноги под ним двигаются, словно шатуны гоночной машины. От страха у него выросли крылья, да он и вправду испытал ощущение полета, перемахнув одним прыжком щит с надписью «ДОРОЖНЫЕ РАБОТЫ» и яму шириной метра в три. Его преследователям пришлось идти в обход, что дало ему решающую фору. Один из них крикнул вслед: «Стой, Джефферсон!» – но он не замедлял бега, сворачивая направо на каждом углу, чтобы сбить погоню со следа.

Инстинкт – в сочетании, надо признать, с чертовским везением – привел его на какой-то пустырь, где он смог наконец притормозить, укрыться от посторонних глаз. Он привалился к забору, утонувшему в крапиве и бурьяне, – сердце готово было лопнуть, легкие горели огнем. И тут он осознал, что в своем бегстве не переставал приговаривать: «Это не я, это не я…» Он замолчал, переждал несколько минут и, когда окончательно отдышался, повторил:

– Это не я.

Потом заметил, что штаны у него опять мокрые, и на сей раз не от воды. Должно быть, это случилось в тот миг, когда он обнаружил труп. Понятное дело – испуг, шок. Джефферсон чуть не расплакался от стыда. Как повел бы себя Чак, окажись он в таком положении? Не успел он задать себе этот вопрос, как тут же сам на него и ответил: Чак не оказался бы в таком положении.

Джефферсон рискнул глянуть одним глазком в щель забора и увидел, что прямо тут, рукой подать, начинается загородная местность. Конечно, идти в открытую по дороге и думать нечего. А вот стоит ему добраться, например, вон до тех зарослей орешника – и можно срезать путь по полю, а потом лесом. Дома он сообразит, как быть. Первоочередная задача – оказаться в убежище, чтобы все обдумать. Он подбодрил себя энергичным «Держись, ежик!» и полез в дыру между досками.

Не прошло и двадцати минут, как он уже завидел в конце лесной тропинки заднюю стену своего дома – и тут в кармане у него завибрировал мобильник. На экране нарисовалась жизнерадостная рожа свина Жильбера, а потом текст: «Здорово толстяк… Не знаю где ты щас… но домой нехади».

Джефферсон читал на ходу, но тут остановился как вкопанный и набрал:

«Я уже почти дома. Как раз подхожу».

Ответ последовал незамедлительно:

«Незашто непадхади. Давай абратнои в лес. Жди мойево…»

Джефферсон не знал, почему Жильбер не успел закончить фразу, но суть была ясна: лучше здесь не задерживаться. Так что он развернулся и пошел обратно по той же тропинке. Когда домой нельзя, потому что это опасно, – испытать такое на собственном опыте не дай бог никому, потому что, вообще-то, где же искать убежища, как не дома? Что может угрожать ему в собственном доме? Жандармы? Уже? Жалобно постанывая «О нет, о нет…», он медленно брел, готовый шмыгнуть в кусты, чуть кто-нибудь покажется навстречу.

А ведь день так хорошо начинался! И вот обернулся кошмаром. Сначала этот ужас в парикмахерской – милый, славный господин Эдгар с собственными ножницами в груди, Кароль исчезла, а в довершение несчастья эта дура-коза, которая не дала ему и слова сказать. Он теперь преступник, чья вина неоспорима, застигнутый на месте преступления, уличенный, и его бегство – лишнее тому подтверждение. Коза видела его своими глазами, она видела его с оружием в руках, да, впрочем, полиция и так живо обнаружит отпечатки пальцев на ножницах и выяснит, что они принадлежат ему. Уже завтра его фотография появится на первой полосе «Рупора» под броским заголовком аршинными буквами: «УБИЙЦА!» и соответствующий текст:

«Еж Джефферсон Бушар де ла Потери убил всеми уважаемого барсука господина Эдгара прямо на его рабочем месте, в парикмахерской “Чик-чик”. Мотивы этого чудовищного злодеяния неизвестны. Убийца скрылся с места преступления».

Так безрадостно оценивал он свое положение, и тут мобильник снова завибрировал. Жильбер! Если откуда-то и могло прийти утешение, то, ясное дело, от него. Они дружили с самого детства, прямо как братья, даже больше чем братья, потому что сами друг друга выбрали.