Астрид Линдгрен - Расмус, Понтус и Глупыш

- Жутко кислое впечатление от всего, - сказал Понтус, когда они примчались в Тиволи с такой быстротой, что грязь брызгами летела из-под подметок их резиновых сапог.

Среди кустов было сыро, и кисти сирени свисали, тяжелые от дождя, а если подойдешь к ним поближе, на тебя обрушится целый маленький водопад.

Дверь в фургон Альфредо была заперта, но Расмус решительно постучал.

- Кто там? - услышали они кислый голос Берты.

- Это мы! - сказал Расмус.

Дверь открылась - ее открыл Эрнст; у него был тоже кислый вид.

- Вот как, это вы, - произнес он. Расмус выжидательно посмотрел на него.

- Да, мы только спросить: когда забрать Глупыша?

- Просто фантастика, сколько нытья вокруг этой поганой псины, - сказал Альфредо, пивший за столом кофе. - Входите и садитесь - поговорим об этом деле. Берта, подай молодым господам по шашке кофе!

Берта сердито швырнула на стол две чашки; мальчики скромно уселись на нары и, не рыпаясь, пили кофе своих врагов, они не смели поступить иначе… ради Глупыша.

Эрнст, сидя на нарах напротив, неприветливо смотрел на них; похоже, эти молодые господа ему совершенно не нравились.

- Так вот, спешить некуда, - сказал он. - Кому, по-вашему, не приходится ждать, кому не приходится сидеть в этой мерзкой старой крысоловке и ждать, пока не развалишься на мелкие части?

- Крысоловка, говоришь? - сказала Берта. - Да кто тебя здесь держит?! Я, по крайней мере, вполне могу обойтись без такого типа, который курит тут целыми днями и только воздух отравляет!

- Так-так-так… - фыркнул Альфредо. - Прикусишь ты наконец свой поганый язык, Берта, или нет? Ты ведь знаешь, у Эрнста - слабые нервы.

Берта злобно вскинула голову.

- Меня это не колышет, - сказала она.

Расмус и Понтус молча слушали. Казалось, все про них забыли. Берта и Эрнст заметно озлобились и явно готовы были в любой момент вцепиться друг другу в волосы, и только Альфредо спокойно пил свой кофе.

- Я знаю, Эрнст, шего тебе не хватает, - сказал он, ткнув в сторону Эрнста булочкой. - Тебе бы жениться, худо мужшине быть одному.

- Нет, так лучше, - сказал Эрнст, бросив критический взгляд на Берту.

- Да, это понятно, - признался Альфредо, - это много лушше, но тебе необходим уход, Эрнст! Посмотри на меня. Я шеловек ухоженный, и все благодаря Берте! Она, эта женщина, мастерица ухаживать за мужшинами.

Берта фыркнула, но не произнесла ни слова, и на некоторое время воцарилась тишина.

- Да, скажи, Альфредо, - снова попытался было спросить Расмус, - ведь в этом нет ничего дурного, если мы хотим узнать, в какое время можно забрать Глупыша?

- Боже, сжалься надо мной, какой дождь! - сказал Альфредо, точно ничего не слышал. - Тиволи в дождливую погоду - это примерно так же ошаровательно весело, как быть женатым на Берте. Но меня, к сшастью, искусали комары, и когда время тянется ошень медленно, я могу шесаться.

Берта вытащила таз, который доверху набила грязной посудой. Эрнст, лежа на нарах, курил, Альфредо чесал свои комариные укусы и тихонько убаюкивал самого себя глубоким красивым басом. Но внезапно он прекратил петь.

- Боже, сжалься надо мной! Мне кажется, будто крыша протекает.

Все посмотрели на потолок и действительно увидели там большое мокрое пятно.

Альфредо крутил свои усы и задумчиво смотрел на пятно.

- Оно напоминает мне дядю Константина, - сказал он.

Потом снова наступила тишина, и слышно было только, как дождь хлещет в окошко.

- Надо строить ковчег, пока еще не слишком поздно, - произнес Альфредо.

Берта принялась так яростно мыть грязную посуду, что только брызги во все стороны летели.

- Никогда не слыхала, что у тебя есть какой-то дядя Константин, - пробурчала она.

Неодобрительно посмотрев на нее, Альфредо покачал головой.

- Женщина, - сказал он, - между небом и землей есть много больше того, о шем ты слыхала… Дядя Константин - да, он был барышником, тошь-в-тошь как моя мамошка.

Эрнст невесело шевельнулся на своих нарах.

- Не-а, слышь-ка, не начинай снова со своей мамочкой, нам и без нее тошно.

- Я говорю сейчас о моем дядя Константине и не желаю слушать никаких возражений. Он был барышником, дядя Константин, но он был также и анархистом, он мештал улушшить общество, взорвав его, вот так-то!

- Вон что, и это говоришь ты, - кисло сказал Эрнст. - Да, этого каждому хотелось бы хоть немножко.

- Да! Хотелось бы, - признался Альфредо, - это - по-шеловешески! В такие вот дождливые дни, как этот, дядя Константин занимался в нашем фургоне своими маленькими экспериментами: он хотел изобрести что-нибудь пошище динамита и тротила и прошего в этом роде.