Лев Давыдычев - Генерал-лейтенант Самойлов возвращается в детство

Но прежде чем посмотреть, уважаемые читатели, что случилось на сборище банды у гаража, нам придётся заглянуть в квартиру Гордея Васильевича.

Сам он и родители Робика ушли на работу, а он получил от деда сверхнаистрожайший приказ сидеть дома и ждать телефонного звонка.

На Робика, Робку-Пробку, Робертину смотреть было не жалко, ибо жалко выглядевшего человека всё-таки можно пожалеть. Смотреть на него было смешно! И, словно для того, чтобы сильнее растравить себя, разозлить, он, не вставая, сидел перед зеркалом и не сводил глаз со своего, ужасного для него, отражения. А из зеркала не сводила с него глаз дыня с глазами!

Сверх всякой меры охваченный злобой, растерянностью, бессилием от непонимания того, что с ним случилось, Робик жаждал доказать, что и с головой в виде дыни он способен на кое-что! Он ещё докажет, что никому не собирается подчиняться!

Он вспомнил случившееся и ничего не понимал. Дед был добродушнейший человек, добрейший, доверчивый, обмануть его или выпросить что-нибудь не стоило никакого труда.

Например, сказал как-то Робик:

— Дед, дай-ка ключ от гаража, мы там поиграем. — И Гордей Васильевич тут же протянул ключ, ни о чём не спрашивая.

И вдруг!.. И пусть Робик не отличался даже средними умственными способностями, он вполне сообразил, что ничего у него, как у человека, не было ценного, кроме замечательной шевелюры. Из-за неё-то он и вёл себя нагло, зная, что большинство людей, даже мальчишки, завидуют ему и считают прекрасные волосы чуть ли не личной заслугой Робика.

А как же теперь быть?

Тут он снова стал размышлять о поступке деда (но не о своем поведении!), совершенно забыв, например, о том, что давно берёт без разрешения у деда деньги из карманов. Такие неблаговидные действия Робик расценивал как невиннейшие, а точнее, никак не расценивал, просто брал деньги и тратил, не зная, что это называется воровством.

Короче говоря, Робик посчитал поведение деда своего рода капризом, последствий у которого больше не будет, и стал прикидывать, как сейчас быть.

То, что происходило у него в похожей на дыню голове, никак, конечно, нельзя было считать работой мыслей. Просто в ней мелькали желаньица вроде того, как бы всё-таки удрать из дому, где у него никогда не было других занятий, кроме сидения у телевизора. И совсем было бы неплохо остаться шефом банды и будто бы похитить воспитанную девочку Веронику и толстяка Вовика (кстати, по её совету). Цель этого похищения — вдоволь поиздеваться над толстяком и заставить его сделать что-нибудь уж совсем глупое и похохотать до упаду, когда ему попадёт.

Но — нужно удрать из квартиры и кого-нибудь в ней оставить вместо себя, чтобы ответил на телефонный звонок деда… Что? Ну, это мы придумаем! А можно вообще ничего не придумывать! Пусть кто-нибудь сидит дома… Зачем? Неважно. Просто Робик так решил, так оно и будет! Робик быстренько набрал номер телефона воспитанной девочки Вероники и приказал:

— Старуха, моментально разыщи мне Федьку, и чтоб он мигом был у меня дома. Если потребуется, напугай его так, чтобы он в «мы» захотел! Действуй! Иначе операция срывается! — И, не дожидаясь ответа, он бросил трубку на рычаг, считая, что шефы банд должны отдавать приказания безоговорочным тоном, и тут же забыл о своем внешнем виде.

Вскоре насмерть перепуганный Федька стоял перед ним в прихожей, но недолго Федька был насмерть перепуганным. Увидев голову-дыню, он захихикал, потом захохотал, потом его стало корчить от смеха. Держась руками за живот, он согнулся, как от удара в него, а попой, чтобы не упасть, уперся в стену.

Робертина стукнул Федьку по затылку, мальчишка распрямился и сквозь захвативший всё его существо смех выкрикнул:

— Дыня получилася!

И Федька опять захохотал, схватившись за живот и согнувшись, а Робертина втолковывал ему:

— Приказываю тебе, балда ты такая, сидеть здесь и ждать меня! Телефон зазвонит — приподними трубку и опусти обратно! Двери не открывай! Жди меня! Понял?

Федька просто ничего не расслышал, захваченный безудержным хохотанием, но почему-то мотнул головой, видимо для того, чтобы ему не мешали хохотать, то есть наслаждаться. Понять ведь Федьку-то надо: до сих пор он всегда был предметом насмешек и смеха, а тут впервые ему выпало редчайшее удовольствие самому хохотать, да над кем?! Над Робертиной! Над шефом! Над тем, который только то и знал, что стукать Федьку по затылку!

Робертина самоуверенно счёл, что его приказания поняты, и ушёл, тщательно натянув перед зеркалом английский беретик.