Лев Давыдычев - Генерал-лейтенант Самойлов возвращается в детство

Сейчас, а точнее, в продолжение минут восьми, Вовик ненавидел воспитанную девочку Веронику и тоже презирал её. Но страдал от этого! Конечно, и упоминать, наверное, не стоит, что сейчас, а точнее, в продолжение минут восьми, он был убежден, что завтра сюда не придёт, и вообще… Восемь минут промелькнули, и он уже мечтал, чтобы завтра наступило как можно быстрее.

А что делать до завтра? Известно, что! Можно вот так столбом стоять и думать, и размышлять, и гадать, и соображать, кто она такая… Но Вовик уже знал, что думать, размышлять и гадать о ней бесполезно. Он стал ещё краснощёчее, потом стал краснолицым, а затем и красношеим, уши побагровели: Робке-Пробке, она ведь… нравится! А он ей?! А она — ему, Вовику?!?!?! Он почти мгновенно побледнел… Стыд и страх прямо-таки не охватили, а сдавили его, и он не двигался с места лишь потому, что всё его сдавленное стыдом и страхом существо стремилось лететьв шестнадцатую квартиру — будь что будет!.. Однако ноги не послушались, будто понятия не имели о стремлении их владельца, а сами направились в другой подъезд и стали подниматься (вернее, поднимать Вовика) по лестнице.

Он смутно сообразил, что делает доброе дело — идёт помогать Григорию Григорьевичу. Это смутное соображение несколько прояснилось и освободило, частично, конечно, Вовика от наитягчайших ощущений и переживаний. И, ни на секунду не забывая о воспитанной девочке Веронике, он был способен уже думать а другом. Ему надо было, обязательно и необходимо, увидеть Иллариона Венедиктовича. А сделать это можно было, кстати, лишь при помощи Григория Григорьевича.

— Он ушёл, мальчик, примерно с полчаса назад, — сообщила Анастасия Георгиевна с заплаканным лицом и плачущим голосом. — Они ушли… Он и она, Джульетточка! Посидите, пожалуйста, со мной, мальчик! Вас ведь, кажется, зовут Вовиком? Побудьте со мной, пожалуйста, если можно! Я в такой тоске, в таком горе, в такой, стыдно признаться, ревности… Никогда бы не поверила, что мое сокровище способно столь неожиданно разлюбить меня!

И как бы ни просила Вовика Анастасия Георгиевна, он ушёл бы. Но тут он услышал:

— Знаете, во всём нашем огромном доме меня понимает в смысле моих отношений с Джульетточкой только один человек — милая, очень, очень, очень воспитанная девочка Вероника!

— Вероника?! — так обрадовался, обезумел, ошалел Вовик, что не прошёл, а пробежал на кухню, куда жестом пригласила его хозяйка. — Вы её знаете?!

— О! Я счастлива знакомством с ней. Присаживайтесь, Вовик, пожалуйста. Хотите чаю?

— Ещё как хочу! А она…

— Понимаете, все её считают злой, непослушной, неискренней, удивляются, как я могу общаться с ней, даже презирают меня за это. Но она ведь такая маленькая…

— Про неё ещё говорят, что она лживая, — осторожно сказал Вовик, разомлевший от счастья.

— На неё возвели столько клеветы, особенно её бабушка Ирэна! А она… — Анастасия Георгиевна молитвенно сложила руки на груди. — Вам, Вовик, она, видимо, понравилась, да?

— Да… — И Вовик не услышал собственного голоса: ведь он впервые откровенно признался в этом не только самому себе, но и постороннему человеку.

— Я сразу заметила ваше высокое и прекрасное чувство! — восхитилась Анастасия Георгиевна. — Такой нам больше не найти! Я принесу варенье. Вас не шокирует, что я принимаю вас на кухне? Я просто привыкла быть здесь с самыми близкими. И с НЕЙ мы здесь провели немало счастливейших, незабываемейших часов….

Она ушла, а Вовик вскочил, еле сдерживаясь, чтобы не запрыгать и не заорать от внезапного счастья. Ведь подумать только: Вероника — милая, очень, очень, очень воспитанная девочка!!!!! Все на неё клевещут!!!!!!!!Особенно бабушка Ирэна! Особенно!.. И, конечно, ОНА ему сразу понравилась… Вовик, обессиленный, сел.

— Я ужасно довольна, у меня просто нет слов благодарности за то, что вы полностью разделяете мое мнение о ней, — оживлённо и весело говорила, вернувшись на кухню с несколькими банками варенья в руках, Анастасия Георгиевна. — А ведь чего о ней только не наслышишься, правда, Вовик? Например, эта самая бабушка Ирэна упорно, с настойчивостью, достойной лучшего применения, распространяет слух, что наша любимица, дескать, блохастая…

— К… к… клевета! — с запинанием на первом звуке вырвалось у Вовика. — Нельзя так про человека!!!

— К… к… к… — Анастасия Георгиевна словно чем-то подавилась. — Какого человека??? Вы о ком?

— О Веронике, конечно… А вы?

— А я, конечно, о Джульетточке, — сверхразочарованно произнесла Анастасия Георгиевна. — А вы… а я-то думала… надеялась… черпала силы…