Николай Поливин - Кит - рыба кусачая

— Так я и знал! — процедил Генка, — стопроцентные бандюги!.. Кого-то ограбили и празднуют. Напьются, а ночью снова пойдут грабить!.. Вот тут-то мы их с Костей и зацепим. Тем более, сегодня я дежурю в городской дружине, и повязки нам с Китом обеспечены. А это уже Полдела! Красная окольцовка на рукаве, если и не прибавляет человеку силы, то уверенности и отваги — сколько хочешь!

«Однако о чем они говорят? Подслушать бы!» подумал Генка, распластался и по-пластунски стал подбираться к кутящей троице поближе. Когда до намеченной цели осталось шагов десять, руки у Генки отнялись окончательно то ли от усталости, то ли от страха. Трава под ним шуршала невыносимо громко, а камышинки хрустели так, как будто взрывались снаряды девятидюймовых орудий. Муха замер. Говорил золотозубый, говорил тихо и невнятно. Как Генка ни напрягался, ничего расслышать не смог. Лишь два обрывка фразы отфильтровало его сознание: «...сегодня... в девять... и... в Морском садике...»

Муха, приподнявшись на локтях, сделал еще одно движение. Под коленкой треснула сухая хворостинка. Золотозубый выругался: «Нас кто-то подслушивает! Кому-то жить надоело!..»

Генка клубком скатился под горку, вскочил и задал такую работу ногами, какой в жизни не видывал ни один стадион мира.

К друзьям он прибежал запыхавшийся и лоснящийся от пота.

— Уж не гнались ли за тобой? — всполошилась черноглазая Таня.

— Не-ет... а что?

— Да пыхтишь ты, как камерон при откачке мазута, — пояснил Костя.

— Это я... дорогой стойку на руках жал.

— А ну, жемани еще! — поощрил Кит.

— Ой, Гена, неужели вы на руках можете стоять? — загорелась Люся. — Покажите!

«Индюк, ишь как расхвастался! — Косте стало жаль Генку. — И как он теперь выкрутится? Придется краснеть перед девчонками!»

Но Муха не думал сдавать позиции. Небрежно помахав у себя перед носом пятерней — что должно было означать: ух, мол, как жарко! — пообещал:

— Согласен!.. Только в другой раз, жилу растянул в кисти... — И рыбкой прыгнул в траву, но тотчас же взлетел вверх, будто его подбросил батут. А Таня закричала не своим голосом:

— Берегитесь, змея!..

Костя метнулся к Генке:

— Где змея?! Укусила?!

— Вон, вон она! — Таня и Люся, подвывая от страха, пятились к воде. Генкино лицо заливала молочно-гипсовая бледность. О страхе кричали только его глаза.

Костя кинул взгляд на змею и, схватившись руками за живот, с трудом выдохнул:

— Уж это! Уж чистейшей воды!.. А вы... змея... — И он снова покатился от хохота. Девочки невольно захихикали тоже.

— Ну, Генка, и отмочил же ты «стоечку» с перепугу!

— Ха! — невозмутимо отпарировал Генка. — Это я, чтобы вас напугать!.. Что я, ужей, что ли, не видел!.. Да я их... за пазуху по пятку клал. Хотите, я и сейчас... — И он сделал вид, что ловит ужа.

— Не надо! — заверещали девчонки. — Не бери!..

— Ну, что ж, — Муха как бы нехотя отказался от своей затеи, — продемонстрируем в следующий раз... Мне ведь такое — раз плюнуть!..

Костя в Генкину неустрашимость не поверил, но спорить с ним не стал: пусть в глазах девчонок останется героем.

После нечаянной тревоги купаться всем расхотелось, разговор тоже что-то не клеился. Девочки заторопились домой. Вдруг оказалось, что у них масса всяческих неотложных дел. Ни Генка, ни тем более Костя удерживать их не стали. Люся предложила вечером встретиться у «Октября» и сделать коллективную вылазку в кино.

— Не знаю, — пожал плечами Кит, — я, как Генка... Тетя у нас...

— Предложение в принципе принимается, — перебил его Муха, — только встретимся не сегодня, а завтра. Сегодня мы с Костей дежурим в городском штабе дружины. А вот завтра — в половине восьмого — мы будем вас ждать на условном месте.

— Вот и ладненько, — согласились девочки, — до завтра.

«Ну, держись, Нюська Иночкина, скоро ты узнаешь, почем сотня гребешков и кто в нашем городе самый знаменитый! — бормотал Генка, бодро шагая об руку с Костей к пристани. — Ты еще возле Генки Титова походишь!»

По вечерам Наталья Аркадьевна отпускала сына весьма неохотно, особенно на дежурства в штаб дружины, где Генка значился чем-то вроде штатного писаря. «Мало ли в городе хулиганья, — рассуждала Генкина мама, — заобидят, а то и ножом пырнут...» Зато вести душеспасительные беседы о разных мальчишечьих делах обожала, ибо она себя считала женщиной передовой, «педагогичной», умной и тонкой.

«У моего Гошика от меня секретов нет, — говорила она своим приятельницам самодовольно выпячивая нижнюю челюсть, — он со мною делится наисекретнейшими секретами».