Дмитрий Щеглов - Ведро алмазов

Когда очередной раз мастиф чуть было не оседлал наглеца из «десятки», на помощь ему выскочила хозяйка. Она попробовала за ошейник оттащить остервенелого пса. Не тут то было. Нужна была помощь Хвата. А он издалека наблюдал за своим псом и еще комментировал ход боя Коню:

– Если мой Рекс доберется до горла этого выродка и сомкнет челюсти, то этому бандиту каюк.

– Пойди разними! – посоветовал ему Конь.

– Я что больной?

Кроме героической хозяйки вскоре на площадь въехал милицейский Уазик. Из него вылез сержант с автоматом и объявил на всю площадь, что если сейчас хозяева не растащат своих собак, он их перестреляет. Пришлось Хвату идти в помощь хозяйке. Он ухватил за ошейник своего Рекса и поволок его в сторону. На площади с сожалением вздохнули, слишком скоротечным оказался бой, никто не успел даже поставить на ту или иную собаку. Пришел конец представлению. Поскольку подъехавшая милиция видела, что один хозяин собаки – это Хват, она подъехала к «десятке», в чрево которой с трудом хозяйка затолкала бесстрашного пса. Там же сидел и перетрусивший доброхот-мужик.

– Ваши документы!

Хозяин «десятки» допустил вторую тактическую ошибку за сегодняшний день. Вместо того чтобы молча вылезти из автомобиля и предъявить документы, он с возмущенным видом начал качать права.

– Эти аферисты хотели из меня вытрясти деньги.

Сержант, не слушая его, снова потребовал:

– Предъявите свои документы.

Мужик совсем сплоховал Нет, чтобы спокойно рассказать сержанту всю историю с самого начала, он выскочил из машины и показал рукой на Хвата.

– Вон тот лысый, с Рексом, и тот второй с лошадиной мордой, что на обезьяну похож, они оба наперсточники.

Если бы это заявление было сделано в начале перестройки, лет десять-пятнадцать тому назад, заявитель бы недалеко ушел от истины, почти так и было в период первоначального накопления капитала. Но теперь Хват-Барына и Лупиконь были самыми уважаемыми людьми нашего городка, легальными бизнесменами, только видимая часть состояний которых оценивалась в долларах со многими нулями. И тут, во всеуслышание заявить, что они обычные наперсточники. Помилуйте, батенька, на это смелость надо иметь. А доброхот, не понимая, что собственная глупость, как болотная тина затягивает его все глубже и глубже, твердил одно и то же:

– Жулики они. И малец, который покрышки специально проколол, подставной.

Размахивая руками, он приближался к джипу Хвата. К этому времени Данила уже слез с дерева.

– Вот вся троица здесь вместе, – показал он на Хвата-Барыгу, Лупиконя и Данилу. – А вот еще один из их банды! – обрадовался он, когда увидел весельчака, спрятавшего в целлофановый пакет отобранное у Данилы шило.

– Заберите их всех!

Та же самая массовка, успевшая снова собраться, радостно, как пчелиный улей загудела.

– Какой скорый на руку!

– Кто собаку первый выпустил?

– Не ты?

– Ты!

– Чьи отпечатки пальцев на шиле?

– Не твои?

– Твои!

– Так кого в тюрьму?

И тут из толпы снова подал голос юморист:

– Сидеть тебе мужик лет пять по совокупности твоих преступлений.

Юмор конечно черный. Но он очень отрезвляюще действует на неуравновешенных людей. Когда мужик увидел, с каким почтением, я бы даже сказал подобострастием сержант подошел к Хвату, у него резко испортилось настроение. Выручить его решил Данила. Он скользнул ему под руку и негромко сказал:

– Сто баксов! Быстро!

И тут бессребреник совершил очередную ошибку. Презрительно, чтобы видел работник милиции, он вытащил портмоне, и отдал сто долларовую купюру Даниле. Он представлял, что эту передачу сейчас квалифицируют как вымогательство, и сгребут всех в кучу, а сержант демонстративно, во время перехода денег из рук в руки, отвернулся. Данила потянулся к уху провокатора, и негромко шепнул:

– Мы у них под крышей работаем! – и тут же не давая мужику опомниться, на всю площадь заорал:

– Это мне за порванные собакой штаны! А ему за покрышки? – и он указал на беседующего с милиционером Хвата. Затем как торговец фруктами на рынке, освятил бумажку, подув на нее. В толпе снова засмеялись, а юморист весело крикнул:

– Возьми мужик свое шило.

Что сказал милиционеру Хват, о том история умалчивает, но сержант больше не придирался к бедному доброхоту, решившему чужими руками посчитаться с Данилой. «Десятка» с благоделем – доброхотом взвизгнула покрышками и сорвалась с места. В ее заднее стекло бился мордой недовольный отъездом, не додравшийся бультерьер.