Артем Кораблев - Очень темное дело

Федя хотел возразить, что их на месте не было как раз из-за Петьки, но не успел вставить слово. Впрочем, какое это теперь имело значение…

— Шофер покрутился, покрутился на площади да и уехал обратно в гараж. И мы вас тоже не нашли, — завершил Петька свою версию событий.

Собственно говоря, в логике ему отказать было трудно. Могло случиться и так. Федя только плечами пожал: его ладно выстроенная гипотеза трещала по всем швам.

— Спорим на рубль, что ни машины, ни экспедиции никакой от академии не было, — неожиданно вмешался Сашка. Он, оказывается, уже давно подошел и стоял, прислушиваясь, за спинами спорящих. — Не может быть, чтобы была экспедиция от Академии наук и никто о ней не знал ничего. Вон, когда Янтарную комнату разыскивают, об этом на каждом углу трубят. И по телевизору, и в газетах. А тут клад Митридата.

— Вот именно, Пушкин, что клад Митридата, — язвительно зашипел Петька. — Мало кто в него верит, в этот клад. И знаешь, как трудно было Борису Вениаминовичу пробить эту экспедицию, чтобы ее разрешили!

— А ты откуда знаешь?

— Он мне по дороге из Киева рассказывал.

— Все равно не верю, — мотнул головой Сашка, — зачем он тогда нас тут как будто взаперти держит?

— Да пойми ты, — заговорил Петька другим тоном, каким говорят взрослые с неразумными детьми, — он боится, что нас люди заметят и тоже полезут сюда клад искать. Ну зачем это надо? Разве пару дней нельзя потерпеть?

— А ты не думал, Петр Ильич Чайковский, — Саша, видно, тоже решил не остаться в долгу, — что, может быть, он нас для того в таком секрете здесь держит, чтобы легче было потом избавиться? Достанет сокровища, а нас в этой яме оставит, и кранты. Что тогда? Никто ведь не знает про то, что мы с вами здесь сейчас находимся. Я у бабушки, вы у дедушки.

— Ну ты офигел! — возмутился Петька. — Кто это тебя тут оставит? Да Борис Вениаминович… Да в конце-то концов, что он, своего племянника здесь бросит? Ты хоть об этом подумай.

Федя бросил короткий взгляд в сторону Мишани. Тот сидел у тлеющего уже костра, уныло повесив голову, и ничего не делал. Что у него там творилось в этой повешенной голове? Трудно сказать…

— Да, — вдруг вырвалось у Феди, — возможно, Мишаня — гарант нашей безопасности.

— Гранат? — переспросил Петька. — При чем тут гранат?

— Я говорю — гарант, — пояснил Федя, более начитанный, чем его друг. — Его присутствие здесь гарантирует, что с нами ничего не случится.

— Вроде заложника, — нашел нужным добавить Сашка.

Это было, конечно, не совсем одно и то же, но Федя уточнять не стал.

— Ну вот. Тем более, — совсем успокоенно согласился Петька. — Сами же и говорите.

— И все-таки не нравится мне все это, — произнес Сашка фразу, которая становилась у него уже традиционной.

Среди ночи ребят разбудил свет фонарика и многократно отозвавшийся эхом оклик Андрея. Он принес и сбросил в яму новую партию дров. Это были все те же доски. Старые, иссохшие, некоторые подгнившие, с гнутыми ржавыми гвоздями. В свете двух фонарей ребята потратили немало времени, собирая их и относя в один угол. За этой работой Федю посетила идея, которую он решил пока приберечь про себя.

— Отряхнись, — посоветовал Борис Вениаминович, когда чуть-чуть привыкли глаза и уже не надо было прикрывать их рукой от до боли давящего яркого солнечного света.

Федя перестал щуриться, убрал от лица ладонь и впервые за сутки с лишним увидел Бориса Вениаминовича не в свете фонарика. Он сразу понял, почему ему надо отряхнуться. Борису Вениаминовичу и самому не грех было бы заняться тем же самым. Казалось, что за это недолгое время сивый археолог поседел окончательно, и вообще с ног до головы его словно сахарной пудрой обсыпали. Конечно же, и Федя выглядел не лучше — мелкая белая пыль из каменоломен не оставила на них ни одного чистого места.

И еще одна деталь сначала удивила Федю: стекла очков археолога потемнели так, что почти не стало видно его проницательных глаз.

«Хамелеоны, — догадался Федя, — как у мамы, только еще темнее». У мамы даже на ярком солнце стекла очков становились лишь серыми с фиолетовым отливом, линзы же у Бориса Вениаминовича сделались почти синими.

Пришлось чиститься и вытряхивать одежду довольно долго, однако избавиться от въедливой пыли оказалось непросто. Даже через десять минут интенсивной обработки одежда еще не утратила полностью следов недавнего пребывания в каменоломнях.