Олег Верещагин - Мы живём на границе

— Вон, Серб тоже сначала не верил, а что он нашел, когда фундамент перекладывали? Ты спроси, спроси.

— Не, правда, — согласился Мирослав. — Угол завалился, мы же старый дом купили, и не жил там никто давно… Отец угол поддомкратил, а я мусор выгребал… И нашел десять червонцев, в бумагу были завернуты, в газету старую.

Сергей задумался и стал внимательней просматривать землю, отбрасываемую лопатой.

Младший брат Петьки, Пашка, в разговоры старших не мешался, а работал себе, где поставили, и работал. Но сейчас он вдруг ойкнул и удивленно посмотрел на остальных ребят; потом неуверенно ткнул лопатой снова — и на этот раз все отчетливо услышали металлический звук.

— Вот и клад, — хладнокровно заявил Володька. — Ну-ка…

— Вообще-то этой мой двор, — заметил Петька, беря лопату наперевес, — но так и быть…

— Стоп, — Серб, успевший присесть возле места предполагаемого клада, поднял руку. — Надо осторожно… если это сундук — лопатами проломим крышку. Я руками.

Пятеро мальчишек в десять рук, оттерев младшего, энергично врылись в землю, мягкую и прохладную (яма была уже немалой глубины). Все досадливо фыркали — земля то и дело осыпалась на серовато-ржавую поверхность, показывавшуюся из-под пальцев, снова скрывая ее. Внезапно Глеб бросил раскопки, и, вытерев локтем потное лицо (оно стало грязным), сказал:

— Погодите, перестаньте…

Когда все нехотя отстранились, он переполз на коленках чуть в сторону, несколько раз копнул руками и, выпрямившись, сказал:

— Вылезаем отсюда… Сухов, звони.

Из рыхлой земли торчал острый стабилизатор бомбы…

…Двухсотпятидесятикилограммовую немецкую бомбу увезли через полчаса, сделав за мальчишек половину оставшейся работы. Решив по этому случаю устроить себе перекур, они запаслись бутербродами, квасом и уселись на краю ямы, свесив в нее ноги.

— Вот тебе и клад, — сказал Сергей, кусая бутерброд.

— А что, — хладнокровно отозвался Петька, — такие тоже часто находят… У нас же тут линия фронта была…

— Знаете, — Глеб прочней поставил в землю кувшин с квасом, — я вот что подумал… Ведь где ни копни — обязательно вот такое… Гильзы, осколки, наконечники стрел, пули старые…

Он не стал ничего объяснять, а ребята долго молчали. Что тут было объяснять-то? История щедро начинила землю, на которой они жили, остатками, осколками, обломками орудий смерти, на которых, захоти этого кто-то, можно было бы найти клейма оружейных мастерских и заводов от Китая до Толедо.

— Давайте докопаем и пойдем купаться, — встал Володька. — Бомбы бомбами, а погреб-то все равно нужен.

Наверное, их хватились бы еще нескоро и не нашли бы еще долго, если бы не Сергей.

То, что он нашел их, правда, тоже было случайностью — он никого не собирался искать, а просто шел себе на планерное поле, искать Мирослава. Сергей даже не знал, что Любка с младшими братьями рано утром пошла за щавелем.

В общем, это была случайность.

Сперва Сергей не понял, что он видит впереди возле тропы, на сухом разлапистом дереве. Он вгляделся — и всё равно не понял, но пошел быстрее, и буквально споткнулся о лежащий поперёк тропинки труп.

Это было тело маленького мальчика — лет восьми, и песок вокруг головы был залит темным. Сергей даже не сразу узнал ребенка — его лицо было изуродовано ударом чего-то тяжелого, смявшим детский череп, как картонку. Зрелище не было страшным, потому что было невозможным, и Сергей с полминуты рассматривал тело в недоумении, пытаясь понять, что это за дурацкая шутка и как сюда попала ростовая кукла, пока не увидел в паре шагов слетевший с детской ноги сандалет, наспех починенный синей леской. Это вчера у Федька Запольского, младшего брата Любки, порвался ремешок, он ныл, и Глеб починил и отвесил ему легкого пинка.

Тогда Сергей узнал Федьку. И сразу понял, что видит на дереве, а когда понял — побежал, слыша, как свистит в горле.

На дереве вниз головой был распят Лешка, второй Любкин брат, тринадцатилетний парнишка, которому на будущий год надо было в лагерь. Сергей видел сперва только его лицо, залитое засохшей кровью и пеной изо рта, по которому ползали мухи. Потом он увидел глубоко загнанные в скрещенные руки и ноги (прямо через кроссовки) альпинистские «костыли», почти скрытые распухшим телом. А еще потом — размашисто вырезанный на голой груди мальчика православный крест, черный и глубокий.

— Пошли!!! — заорал Сергей, сгоняя мух с лица Лешки. И отшатнулся — мальчик открыл глаза, мутные и куда-то уплывающие. Пошевелил губами, несколько раз сглотнул и сказал тихонько, но ясно: