Олег Верещагин - Мы живём на границе

— Что мне делать, если мои не найдутся? — Сергей крутнулся на перекладине, встал на нее, раскинув руки.

— Найдутся, — уверенно возразил Глеб. — Ну а если что… будешь у нас жить. Мои все оформят…

— Лишний рот? — усмехнулся Сергей, ловко садясь снова. Глеб пожал плечами:

— Дурак… Я бы, если бы у меня власть была, вот что сделал: всех, кто богатый, обязал бы содержать определенное количество сирот. Не усыновлять, это без желания нельзя, а именно содержать, каждый месяц покупать одежду, продукты, игрушки, за школьные разные вещи платить. И запретил бы усыновлять за рубеж. Не потому, что там издеваются или что — у нас еще хуже бывает. Просто у нас мало детей, мы каждым дорожить должны. Это китайцы да бразильцы могут себе позволить детьми торговать, а у нас такого быть не должно.

— Разве у вас в семьях мало детей? — удивился Сергей. Глеб задумался:

— Ну… у нас нет, а в России хорошо если по одному на семью… Самолет летит.

— Пассажирский, — Сергей проводил взглядом огоньки, плывущие в небе. — Летят сейчас там люди и ничего про нас не знают. Не думают даже… Ты на самолетах летал?

— Не-а, — отозвался Глеб. — На вертушках летал не раз, а на самолетах — нет. А ты?

— Не помню… — вздохнул Сергей.

— Здорово, наверное…

— Не знаю, — покачал головой Сергей. — По-моему, неинтересно. Сидишь в кресле и все… Вот раньше, когда самолеты были такие… из фанеры — тогда да. Я читал, что наш ас Казаков, который не в Великую Отечественную, а в Первую мировую… вот он сначала с собой брал гирю на цепочке. Заходил на немца и опускал гирю ему в винт…

— А, это я читал! — засмеялся Глеб. — И еще они сковородки на сиденье подкладывали, от пуль!

— Да, ну вот… Вот тогда все было по-настоящему. Вот ты сидишь, вот самолет, вот воздух. Все от тебя зависит, от твоего умения и от смелости. И вообще, — Сергей вздохнул, — тогда люди, мне кажется, честней были. Сейчас вот хоть на войне: выстрелил, убил, метров за двести. Или вообще с воздуха, как в стрелялке. А тогда — глаза в глаза…

— Не, тогда тоже стреляли… — возразил Глеб, но Сергей сказал:

— Да я про еще раньше… У кого рука сильней и душа крепче, тот и победил. И благородство было, и отвага настоящая…

— Есть такие гады, — поглотал Глеб головой упрямо, — с которыми благородно нельзя.

— Есть, — согласился Сергей.

Они помолчали, глядя, как небо на востоке начинает светлеть — оттуда шло утро. Сергей, чуть покачиваясь на перекладине, спросил:

— А ваша церковь — она в честь кого вообще названа?

— Да в честь Евгения Родионова, — не удивился Глеб. — Это солдат, он в Первую Чеченскую воевал… Про него даже на Балканах слышали, мой… в общем, наши там воевали за сербов и говорят, что те его называют Женя Русский. Его чеченцы в плен взяли и заставляли крест снять. Били, голодом морили, пытали почти месяц. Могли сами сорвать, но хотели, чтобы он снял, чтоб от Господа отрекся. А он — ни в какую… Тогда она ему голову бензопилой… — показал Глеб. — И на видео сняли… Когда про все это узнали, то церковь его канонизировала… А те, кто его казнил — одного гранатой разорвало, второго свои же кончили, третий от гангрены подох… Отец Николай, ну, наш батюшка, на уроке Закона Божьего про него стихи читал, я не знаю, сам сочинил, или как… — Глеб перевел дыхание и прочел на память, без особого выражения, неумело, но с душой…