Олег Верещагин - Мы живём на границе

— Давайте в карты сыграем, — предложил Володька. Мирослав, закрывавший локтем лицо, заинтересованно приподнял руку:

— В «дурака» на раздевание.

Все зафыркали и завозились, разбирая шорты и кеды. Мирослав подумал и повесил на шею гитару; снять ее он согласился только после небольшого выламывания рук.

— Интересно, — спросил Сергей, — пионеры-герои играли в карты?

— Почему нет? — Глеб тасовал старую колоду, извлеченную из багажной сетки. — Игра, так игра… Серб, ты зачем шнурки вытаскиваешь?

— Это отдельные предметы, — невозмутимо заявил Мирослав. Глеб покачал головой:

— Ну, жук… Сунь обратное то в следующий раз резинку от плавок объявишь отдельным предметом. Тебе только уступи… Сунь, я сказал!!! Тебе все равно всегда в карты везет!

— Да он просто жульничает, — пояснил Петька. — Давай, я сдам… На моей памяти он вообще один раз проиграл.

— Зато как! — оживился Володька. — В прошлом году мы под Новый Год в школе репетировали, ну и задержались… Кто еще был, Глебыч?

— Я уже не помню, — Глеб засмеялся. — Играли на желание, и Серб продул…

— А я выиграл, — гордо заявил Володька. — И говорю ему…

— Короче, — Мирослав хрюкнул, — я пробежал голый вокруг школы по сугробам, постучал в каждое окно и крикнул: "С Новым Годом!" Хорошо еще, что уже никого не было…

— Умалчиваешь, — осуждающе покачал головой Глеб. — В 3"А" старшеклассниц еще репетировали, а они толком ничего не поняли. А вот в комнате техперсонала баба Люся сидела и как раз шторку отодвинула — посмотреть, во дворе свет горит, или нет, когда Серб подбежал…

— Минус одиннадцать было, — сердито сказал Мирослав, — а я в трех местах по пояс провялился, так что мне не до бабы Люси было… Козыри что?

— Пики, — Петька выложил остаток колоды. — Чужие вещи не ставим!..

…Володька проигрался первым и под общий смех передал плавки важному Мирославу, который был не то что при своем: в его распоряжении оказалась большая часть проигранных вещей. Присоединив плавки Володьки в этому складу, Мирослав осторожно поднялся, прошел к своему велосипеду… По внезапной нехорошей тишине Володька понял: что-то не то, обернулся…

— Улыбочку, — «мыльница» в руках Серба мигнула вспышкой. — Спасибо. Пошлю в журнал для извращенцев. Гордись. Письма градом посыплются.

— Паразит… — тоскливо сказал Володька, краснея.

— Меняю негатив… нет, ставлю негатив! — Мирослав плюхнулся на свое место, покрутил фотоаппарат. — А тебе ставить нечего. Дурак ты, Джигит. Круглый, по правде сказать… Еще можно сделать большой снимок и поместить его в газете — на первое сентября: "Кто как провел лето?"

Володька зарычал, поднялся и пошел купаться. Остальные вернулись к игре, но она внезапно показалась скучной. Мальчишки еще с четверть часа похлопали картами; Глеб тоже продул трусы, но после этого игра увяла окончательно. Все разобрали свою одежду и просто молча устроились на берегу: Сергей и Володька сидели, обхватив коленки руками, остальные полулежали, опершись на локти.

Наступал настоящий вечер, солнце почти село за лес на том берегу. Стало прохладней, зазвенели комары.

— Скоро раки полезут, — сказал Мирослав, но его не поддержали. После нового молчания Сергей поднял голову: — Смотрите, звезда.

— Это не звезда, это Венера, — Глеб вздохнул. Всем почему-то стало грустно и как-то не по себе. Венера немигающе смотрела вниз — пристально и холодно. Петька вдруг смущенно оказал:

— Как будто мы уже в партизаны ушли…

Никто не засмеялся. Небо стало лимонно-желтым и зеленым, на этом фоне возникли еще несколько звезд — уже настоящих. Сергей провел по холодеющему песку рукой и произнес вдруг:

— Да, почти что… Мы когда на игре были, по нам стрелять у моста начали… Я тогда подумал: страшно умирать. Нет, не умирать, а — вот что ничего потом не будет… даже темноты, даже тишины…

— Как это не будет? — негромко возразил Глеб, глаза у него были понимающие и серьезные. — А душа? Человек умереть не может. Все, кто за родную землю пал — они бессмертны.

— Не верю я в душу, Глебыч, — печально сказал Сергей. — Я вижу, вы это, не злитесь, пацаны — все верующие, вон, даже крестики и не подумали поставить, как будто они ваша часть… Но это же смешно — на облаке и с арфой.

— Конечно, смешно, — серьезно сказал Мирослав. — Кто тебе про такое сказал?.. Арфы, облака… Просто душа защитника Отечества, становится частью… ну… Добра, что ли. Света. Ну, ты понял, в общем. То есть его — Добра — на капельку больше становится. Для всех, вообще для всех… А у подонка и негодяя душа — как грязь. Или, может, нету ее вообще.