Пьер Гамарра - Двенадцать тонн бриллиантов

Много испытаний выпало на долю писателя — нелегкое детство, учительство в сельской школе, молодость, глядящая в лицо смерти (в годы оккупации Франции Пьер Гамарра работал в антифашистском подполье), бессонные ночи журналиста и редактора (сначала в газете «Патриот Юго-Запада», потом в лучшем литературном журнале Франции «Эроп»), борьба в рядах Французской коммунистической партии за чистоту идеалов социализма, активное участие в международном движении защиты мира. Из города в город, из страны в страну песет французский писатель слово тревожной правды: две социальные системы имеют право соревноваться только мирным путем. Голос военной силы не сегодня завтра может стать голосом тотальной атомной смерти.

Чтобы этого не произошло, уместно говорить, слушать, понимать другого, не выпячивая собственного «я», должны учиться не только страны, правительства, но и просто люди, каждый из нас. Самый ценный бриллиант — бриллиант доверия — в наших с вами руках, ребята. Его приходится все время защищать от разного рода «гангстеров», предпочитающих злобу — состраданию, силу кулака — силе аргумента, клевету — правде. А бороться с ними гораздо труднее, чем найти преступника, похитившего рукопись, или создать в лаборатории камень, считающийся пока неповторимым подарком природы.

Т. Балашова

Знаменитое дело о «Двенадцати тоннах бриллиантов» началось одним прекрасным апрельским вечером в Париже, в районе Пале-Рояля и «Комеди Франсез» [1] Автор сохраняет традиционное название. Официальное название театра — «Театр Франсэ». .

Если идти проспектом Оперы, оставляя за спиной огромный позеленевший купол этого прославленного театра, непременно попадешь на площадь Пале-Рояль.

Слева на эту же площадь выходит узкая, но очень длинная улица Ришелье, идущая от Больших Бульваров.

Человек в нейлоновом плаще спокойным прогулочным шагом шел по проспекту Оперы к площади Пале-Рояль.

Это был довольно молодой человек, и походку его можно было назвать легкой и, пожалуй, осторожной…

Остановившись перед лавочкой, где продавались безделушки, он склонился над витриной, рассматривая резьбу по слоновой кости, украшения из нефрита, серебряные таблички с гравировкой и всевозможные статуэтки. Затем обернулся, словно хотел посмотреть, что происходит у него за спиной.

Во второй раз человек в темно-синем плаще остановился у роскошного бакалейного магазина. Часть витрины была отдана под великолепные экзотические фрукты: тяжелые лиловые плоды манго, нежно-зеленые авокадо, личи. Чуть дальше горкой высились баночки с паштетами из гусиной печенки и икрой, изысканные джемы, коньяки, виски, водка…

Молодой человек двинулся дальше. Роста он был ни высокого ни низкого, в лице тоже ничего примечательного: нос как нос, рот как рот. Тоненькие усики. На голове что-то вроде тирольской шляпы.

Наконец он подошел к началу улицы Ришелье.

Технический редактор издательства «Бабилас» мадам Лежербье проглядывала пачку типографских оттисков, когда в дверь ее кабинета постучали.

— Входите! А, это вы, Иоланда.

Белокурая, очень коротко стриженная девушка лет двадцати перешагнула порог святилища, где уже много лет мадам Лежербье готовила к печати томики издательства «Бабилас».

— Да, — вздохнула мадам Лежербье, отодвигая от себя длинные полосы, на которых поблескивала жирная типографская краска, — да, профессия эта увлекательная, но не всегда легкая… Многим кажется, что книга готова, когда автор поставил в конце рукописи точку. Какое заблуждение…

Девушка кивнула в знак согласия. Иоланда Ламбер, приехавшая на стажировку в издательство «Бабилас» из провинции, должна была вскоре защитить диплом и сама стать издательским работником. Мадам Лежербье любезно предложила давать ей дополнительные консультации по вечерам, после окончания работы.

— Рукопись — еще не книга! — снова заговорила мадам Лежербье. — Вы, миленькая, зарубите это себе на носу. Когда к нам поступает рукопись, ну, либо автор сам приносит ее, либо по почте посылает, ее прежде всего надо прочесть и обсудить… Это дело мсье де Солиса, нашего главного редактора…