Артем Кораблев - Пошищение на двойку

Сдав Руту с рук на руки Элеоноре Витольдовне, Костя немедленно бросился к лифту — хорошо, что кабина еще стояла на его этаже. И поехал он в лифте не вниз, а наверх. Сойдя на шестнадцатом, Костя также быстро выскочил на боковую лестницу, все стены которой были исписаны множеством изречений вроде: „RAP — параша, победа будет наша!“ — и названиями рок-групп всевозможных направлений.

Конечно же, здесь было не очень уютно, мерзко воняло, но лучшего места для уединения ему сейчас трудно было отыскать. Только бы никого не оказалось на самой последней лестничной площадке, там, откуда начинается ведущая на крышу лесенка, сваренная из стальных прутьев.

Тут же он присел на более-менее чистую ступеньку без потеков и достал из полиэтиленового пакета тетрадь.

Как ни жаль, но Костя не нашел в ней того, чего ожидал и зачем лазил на дерево. Костя даже не сразу понял, что это такое. Это не было дневником. Скорее это школьный журнал. На первой же странице Костя с удивлением, прочел: „Долги и награды Ежова Дмитрия“. „Совсем Глобус тронулся“, — мелькнула мгновенная мысль у Кости. Он перевернул лист. Теперь перед ним был длинный столбец фамилий, имен, прозвищ. Вверху были проставлены год и месяц, а чуть ниже — числа. Точь-в-точь, как в школьном журнале успеваемости, только в этом списке не соблюдалось алфавитного порядка. Напротив имен, фамилий и прозвищ в клеточках тетради стояли самые обычные школьные оценки. Костя вспомнил, что и сам заводил такой журнальчик на своих одноклассников, только это было очень давно, когда он учился в третьем классе, а может, и во втором. И другие такие журналы заводили, Костя точно знал это. У девчонок он их и в пятом классе видал. Но здесь было все-таки что-то особенное. Самое удивительное было то, кому Глобус выставлял оценки. В списке вперемешку значились ученики совершенно разных классов „Школы-ПСИ“ и, видимо, не только лицея. Тут были такие фамилии и клички, каких Костя и слыхом не слыхивал, А еще тут были фамилии учителей с указанием той дисциплины, которую они преподавали. Костя прочел: „Костров В.В. - физик“. Нашел и себя: „Кострик“. Кого тут только не было: „Жбан, Тузик, Кабан, Клизма и даже Вшивый Бобик“. И у всех были свои оценки. Напротив своей фамилии Костя нашел с десяток двоек, среди которых, как ни странно, красовалась единственная пятерка. „Это за что же?“ — удивился он. У Костиного отца оценоч-ки были в начале месяца получше. Виктор Викторович Костров перебивался с тройки на двойку, иногда разбавляя их даже четверками, но зато самой последней у него стояла жирная единица, да еще с восклицательным знаком. „О, как! А у кого же самые лучшие? — поинтересовался Костя. — Отличники-то есть?“ К его удивлению, нашлись и такие. В явные хорошистки попала Лидочка, хотя и она не избежала двоек, но у нее все плохие оценки были закрыты пятерками. А вот какой-то Алик имел лишь одну четверку, все остальные оценки у него были отличными, Глобус явно тянул его на золотую медаль. Только преподавателем какого предмета воображал себя Митя Ежов и по каким критериям он оценивал успеваемость? Костя так и не понял. Во всяком случае, Глобус был строг, очень строг. Страница так и пестрела „парами“.

Костя перевернул еще один лист — тетрадь была разграфлена до конца года. Существовала даже такая графа, как „Итоги“, пока еще незаполненная. А вот дальше сходство со школьным журналом утрачивалось. После неподведенных еще „Итогов“ последовала страница, расчерченная пополам вертикальной линией. В самом верху страницы было написано одно только слово „Кактус“, а под ним в левом столбце стояли две фамилии: „Загорский Ю.А.“ (директор лицея — догадался Костя) и „Костров В.В.“. Соседняя страница тоже была расчерчена тем же способом, но озаглавлена по-другому: „Митя“. И там стояло два имя с левой стороны: „Алик“ и „Лидочка“. Вот и все. Больше ничего в тетради не было написано. Костя пролистал ее до конца. Открыв предпоследнюю страницу, он обнаружил еще самый обычный чистый почтовый конверт. Внутри лежало то ли письмо, то ли какая-то записка.

Костя на мгновение остановился. Что-то было нехорошее в том, что он изучает журнал чужого человека, и Костя это хорошо понимал. Но было уже поздно. А вдруг именно в этом конверте таилась разгадка исчезновения Глобуса? Костя открыл конверт и вытащил сложенный вдвое листок на Божий свет.

Развернув его, он прочел следующее:

„Дорогой Митя, если ты хочешь, чтобы исполнилось то, что я тебе обещал, приходи завтра на наше место, как мы договаривались.