Поль-Жак Бонзон: Тайна старинного рояля

Однако, узнав, кого мы ищем, она смягчилась.

— А, слепой? На верхнем этаже направо… Но вряд ли он дома. Его уже дня два-три как не видно.

Мы с Мади обменялись встревоженными взглядами. Дня два-три? Значит, с четверга! Не пришлось бы взламывать дверь…

Схватив Мади за руку, я бросился в темный подъезд и потащил ее вверх по выщербленным ступенькам.

— Это невероятно, — повторяла Мади, — этот человек не может жить в таком доме!

Может, ему это безразлично, он ведь ничего не видит.

Но эта вонь, эта грязь, которая чавкает под ногами, эти железные перила, которые вот-вот обломятся под рукой!..

Вскоре мы добрались до верхнего этажа. Он был таким же разрушенным, но хотя бы чистым. Двери, выходящие на площадку, когда-то были роскошными, но с тех пор немало воды утекло. Я уже хотел постучать в правую дверь, но Мади меня остановила.

— Нет, Тиду, давай не будем заходить. Я, кажется догадалась, почему он тогда не позволил нам проводить его. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал, что он живет в такой развалюхе. Наш визит его расстроит.

Но я все же постучал. Ответа не было. Я постучал снова, погромче.

— Ты же видишь, — сказала Мади, — его нет дома. Пошли отсюда!

Я чуть было не последовал ее совету, когда в квартире послышался какой-то шум.

— Кто там? — спросили из-за двери.

Я узнал голос слепого. Он показался мне испуганным.

Кто там? Это вы, мадам Лазерг? Я не узнаю ваши шаги.

Не бойтесь, — громко проговорила Мади. — Это мальчик и девочка, с которыми вы разговаривали в четверг на набережной. Помните — мы гуляли с большой собакой? Мы пришли вас проведать.

Я услышал из-за двери вздох облегчения, потом лязг открываемого засова и скрежет ключа в замке. Перед нами стоял слепой, он был в пальто, как будто собирался выходить на улицу. Однако головного убора на нем не было, и густые седые волосы над изборожденным морщинами лбом были похожи на светящийся нимб.

Надо же… Как вы меня нашли? Кто вам указал дорогу?

Люди на улице и женщина, которая стирает во дворе.

Он всплеснул руками.

Бедные дети, и вы не побоялись войти в эти развалины?

Мы беспокоились о вас. Нам было очень неловко, что мы не проводили вас тогда… Та женщина сказала, что вы не выходите с четверга. Вы больны?

Не то чтобы болен, но… немного прихворнул. Я как раз лег… вернее, прилег на кровать, когда вы постучали.

Старик попытался улыбнуться, потом пригладил рукой свои прекрасные седые волосы и поправил узел галстука.

— Заходите, дети мои!.. И ты, пес, тоже заходи.

Комната, в которую мы вошли, была просторной, как во всех старый; зданиях. Побелка на потолке местами облупилась, обнажив деревянные балки. Какого цвета были когда-то обои, определить я бы не взялся. И все же комнате резко отличалась своей опрятностью от всего, что мы видели в этом доме.

Два окна выходили на улицу. Крыши других домов были ниже, и из окон открывался вид на всю улицу, уходящую; вдаль, вплоть до Круа-Русс. В одном углу стояла деревянная кровать, в другом — стол с секретером, сбоку был камин. Похоже, он давно уже не топился, потому что в квартире было почти так же холодно, как на улице.

Однако больше всего нас с Мади поразил огромный предмет, стоявший в середине комнаты. Он был заботливо укутай чехлом из кретона, который свешивался до самого пола.

— Не обращайте внимания на беспорядок, — сказал слепой, несомненно догадавшийся, что мы разглядываем комнату. — Берите стулья, присаживайтесь… и извините, что я не слишком вежливо ответил на ваш стук. Ко мне так редко кто-нибудь приходит! Мне гости в общем-то и не нужны, но вам, дети мои, я очень рад… и вашей собаке тоже.

Я видел, как трудно ему улыбаться, и понял, что он еще не оправился от того падения. Слепой на ощупь нашел Кафи и долго гладил его.

Ах, дети мои, — вздохнул он, — мне стыдно, что я принимаю вас в таком ужасном доме. Что вы теперь обо мне подумаете?

Вы живете один? — осмелилась наконец спросить Мади.

Увы, доченька, вот уже три месяца, как я одинок. Такое несчастье!.. Умерла моя сестра, с которой мы жили вместе.

Но кто заботится о вас, убирает квартиру, кто вам готовит?

Соседка, мадам Лазерг. Милая женщина, жалеет меня… Она единственная в этом доме, с кем можно общаться, но я стараюсь все делать сам. Когда у меня была собака, я ходил по магазинам, ведь у мадам Лазерг больные ноги. Бедный Брике! Не думал, что мне будет так его недоставать.

— А вы не хотите завести новую собаку?

Слепой тяжело вздохнул.