— Так он, выходит, сирота?
Лехнова, не отрывая бледных щек от ладоней, не размеживая тяжелых от бессонницы век, тихо ответила:
— Не совсем, Антоша. Сестренка у него есть. Вон видишь квитанции — деньги он ей переводил. О сестре он мне как-то говорил, но то, что почти все заработанное посылал ей, я узнала впервые. Прикинь сумму…
— Зачем столько?
— На ее глазах эсэсовцы расстреляли родителей. С тех пор тронулась душой девочка. Лечил ее Федор в столичных и других архимодных больницах и институтах.
А ведь Богунец думал, что Руссов, как и он, «копит деньгу». Поэтому, когда осматривали квартиру, его не удивило, что в гардеробе Руссова не оказалось ни одного приличного костюма. Зато в комнате было много книг. В одном из томов нашли тоже пачку квитанций, только не почтовых — Руссов много заработанных денег отдавал в Фонд мира.
Все это поразило Богунца больше, чем сама катастрофа. Он трудно понимал, как можно заработанные с огромным риском для жизни деньги так легко отдавать. Ну ладно, половину куда ни шло, но все! Оставлять только на хлеб с молоком? И еще молчать об этом, преодолев искушение прослыть бессребреником? Хоть бы раз поведал обо всем другу!
На миг показалось, что пропавший Руссов плюнул в его, Богунцово, лицо. Непроизвольно Богунец даже утерся. И разозлился сам на себя. Он схватил летную книжку Руссова и, потрясая ею, заорал:
— Ну, а за это-то ему могли сказать спасибо?! Вздрогнув, Лехнова подняла голову.
— Зачем крик, Антоша?
— Вы посмотрите! — Он бросил на стол летную книжку, где дотошно до мелочей зафиксирована работа летчика, и стал рывками перелистывать ее страницы. — Более восьми тысяч часов провел он в воздухе! Полный год в небе. И в небе не всегда голубом. Больше трехсот раз вылетал на спасение и вырвал у моря полторы тысячи человеческих душ. Только по закону и совести он должен получить больше трехсот медалей «За спасение утопающих»! А срочных санитарных заданий? Посмотрите, посмотрите, Галина Терентьевна, раздел «Поощрения»! За все Федор получил две благодарности. За отличную технику пилотирования — раз. И за активное участие в воскреснике! Инспектор Гладиков бормочет, что нам много платят. Но ведь не единой деньгой живет человек! Торгаш, которого я выбросил из магазина, имел доходы в два-три раза больше самого смелого из нашей эскадрильи.
— Перестань, — махнула на него рукой Лехнова.
— Почему? Я не прав…
— Может, и прав. Только зачем кричать, да еще здесь, где слышу только я да боги на потолке… Конечно, труд подобных Руссову, не мозолящих «подвигами» глаза начальству, должен оцениваться и нравственно. Михаил Михайлович рассказывал, что в войну по специальному приказу за подбитый танк, например, полагался орден, за несколько уничтоженных самолетов — звание Героя. Награждают и сейчас, но четкость оценок труда иногда, Антоша, расплывается в суете, кампанейщине…
— Вот я и говорю! Под праздник длиннющие списки в газетах. Некоторые достойные вылетают из них, как птицы из спутной струи от самолета! Кампания! Праздник! Хорошо, что именно в праздник оценивают труд человеческий, но за дело, а не за отчеты на бумаге. За дело, а не за чин! За дело, хорошо сделанное, а не вообще! Тогда человек будет отблагодарён при жизни, а не в поминальной речи.
— Обобщаешь?
— Говорю о Федоре!
— Уверен, что его уже нет?
Разговор прервал радиоголос, усиленный куполом колокольни. Он звал «Льдину» — позывной Спасательной эскадрильи. И, получив отзыв, приказал:
Я «Льдина»-один, подготовить все исправные вертолеты и самолеты к полету. С интервалами и эшелонированно поднять на поиск по прямому маршруту Маточное — Бабье море, ширина поиска двадцать километров в обе стороны от линии полета вертолета 36180. Цель — экипаж вертолета: люди, парашюты. Надо уточнить цвет взятых экипажем парашютов.
Голосом Горюнова динамик еще дважды повторил приказ. — Всем колокол! — закричала Лехнова. — Всем! Громче! Громче!
* * *
Белое море дышит, говорят поморы. Зимой и летом вздымается и опускается море два раза в сутки. Изо дня в день тысячи лет. А Бабье море — большая «лужа», соединенная с морем Белым двумя узкими порогами, и полощет пороги через каждые шесть часов вода: в прилив исчезают в «луже» некоторые островки и отмели, в отлив к множеству островков прибавляются другие, будто вылезая серыми бородавками со дна.
Вертолет упал между светлыми песчаными лудами [8] Луда — песчаная отмель.
. Прилив закрыл кончик хвостовой балки, ранее торчавшей из воды. Но на этом месте плавал стеклянный шар-буй, поставленный рыбаками. Шар был красный, казалось, капелька крови дрожит на мелкой зяби, не растворяясь в большом масляном пятне. Вокруг шара на катерах и лодках люди. Переговаривались вполголоса, как будто громкий говор мог нарушить чей-то покой.
Читать дальше