Владимир Казаков - Голубые капитаны

Норовистость вертолетов Наташа испытала на себе и поэтому очень удивилась, когда, не ощутив движения ручки управления, вдруг увидела, как соседние вертолеты теряют объем, превращаясь в игрушечные; отодвигается, отталкивается упругим столбом земля, причудливо расписанная серыми зигзагами и кольцами вихрей. Несмотря на оглушительный рев мотора, взлет для Наташи прошел неслышно. Она разжала пальцы на ручке управления и отдернула ладонь от нее, как от непонятной, волшебной, при этом зацепила край юбки и сильно оголила колени. Глядя на ручку, Наташа видела, что черный, эбонитовый, рогастый от кнопок конец ручки двигается в нужные стороны, но так плавно, даже лениво, что вроде бы ее шевелили в задумчивости, а вертолет смирно, спокойно летел сам по себе.

— Класс, Владимир Максимович!

Губы Донскова чуть дрогнули в потаенной улыбке, но не от комплимента еще зеленой пилотессы, а от воспоминания, неожиданно пришедшего, когда он увидел коричнево блестящие колени девушки…

— Владимир, у меня просьба, — сказал однажды Батурин, когда сумерничали за шахматами.

— Говори, — рассеянно ответил Донсков, продумывая ход.

— Насчет Луговой…

— Заменить второго пилота хочешь?

— Да не-ет, — тянул Батурин.

— Какие же претензии или предложения, Николай Петрович?

— Скажи, пожалуйста, ей, чтоб не летала в юбке.

Донсков чуть не выронил ладью.

— Это почему же?

— Мне мешают ее колени!

— Ну, и скажи сам! — по инерции ответил Донсков, но вдруг, все поняв, сочувственно посмотрел на товарища. — Чем же они тебе мешают?

— Стыдно говорить… все время хочется до них дотронуться.

— Но это же хорошо, Коля! Значит, ты живой!

— Не дури, Владимир!

Днем позже Донсков спросил пилотессу:

— Наташа, не удобнее ли тебе летать в брючном костюме?

— Вот еще! Мужиков тут и так мильон!

— А может быть, твоему командиру не нравится.

— Да что вы? Очень сожалею!

И после разговора стала летать в более коротких юбках.

До райцентра долетели быстро. Когда сели и увидели, как с балки и разъемных створок Ми-4 тонкими ручейками стекает вода, поняли, что «пьяный медведь» толкал в хвост.

Пока Наташа принимала с облезлого, помятого вездехода почту и посылки, Донсков разыскал по телефону заместителя председателя райисполкома.

— Привет, Хетте Иванович! Донсков говорит. Привез тебе гвозди… Да, Ожников побеспокоился… Согласен — мировой мужик! Квитанцию перешлешь почтой… Как «какую квитанцию»? За гвозди. Копию накладной с подписью о получении груза… Э, нет, шефы шефами, а социализм учет любит. Ну вот и ладно… И еще тебе деньги у начальника аэропорта оставлю — он привезет… Опять «какие деньги»! Был же у нас с тобой разговор!.. А это сам подумай, как оформить!

С деньгами Донсков, может быть, и перегнул, за что Хетте Иванович назвал его «комиссаром с голубой кровью». Дело в том, что неделю назад они летали в Беломорье на рефрижератор «Союз», где праздновалась одна из годовщин успешного плавания этого большого судна. Их хорошо приняли, угостили и не отпускали два дня.

Перед отлетом Донсков поблагодарил щедрых рыбаков за гостеприимство, за вкуснейшие креветки, великолепный набор массандровских вин, поданных в большом разнообразии и изобилии. Свою признательность он высказал и судовому коку, хмурому пожилому толстяку в очках с выпуклыми линзами, на котором лежала основная забота об удовлетворении совсем неплохого аппетита гостей. В ответ толстяк сказал, чуть кося в сторону:

— Вы думаете, рубали креветки и пили Массандру? Как бы не так, товарищ начальник! Он, — кок толкнул себя в мягкую грудь, — знает, что вы глотали. К сожалению, да-с! Вы съели пароварочный котел, бухту манильского троса и новую электроплиту, о которой давно мечтает мой камбуз!

— Как?

— А вот так! Вино-то и закусочка в накладной названы ширпотребом, товарчиком, который при нынешних временах повсеместно и широко употребляется. Приятного аппетита, молодой человек, если будут колики, не обижайтесь! Это я к слову — сейчас такое переваривают все.

Неприятный разговор Донсков передал Хетте Ивановичу, по чину возглавлявшему команду гостей, и попросил «съеденные вещи» купить на деньги из собственных карманов. Сейчас он во второй раз слушал доводы в пользу устроителей праздника, гневные эпитеты в сторону «кока — старого ворчуна», опять повторялось про «голубую кровь», обещания, что котел и плита будут стоять на своих местах и без его грошей, но согласиться снова не мог.