Владимир Кузьмин - Звезда сыска

— Выходит, не у одного вас, Иван Порфирьевич, имеются серьезные друзья в столицах, — сказал Сергей Николаевич.

— Выходит, — согласился тот. — А еще выходит, что нам еще долго будет чему удивляться, господа. И мне это нравится.

Тут все заспорили, хорошо это или не вполне, что рядом имеются люди, постоянно преподносящие сюрпризы.

А мы с Петей стояли и смотрели на рождественскую ель. Была она не менее десяти метров в высоту, пушистая и стройная: веточка к веточке. Не знаю отчего, но напомнила она мне боярина в дорогой шубе, и я стала вспоминать — хорошо ли мне было, когда мы были богаты? Выходило, что раньше было хорошо оттого, что жив был папенька и жили мы весело и дружно, а не оттого, что богато. И еще выходило, что рублям, полученным в театре, я была рада много больше, чем сейчас, когда все так благополучно решилось с наследством. Тут я подумала, что это очень даже хорошо, что сейчас не так, как было раньше, и по титулу величают редко, а то мне было бы очень трудно привыкнуть, что меня все станут звать ваша светлость, а не просто Даша или уж, на крайний случай, сударыня или Дарья Владимировна. И еще я попыталась представить, как мы станем жить с дедушкой, а может, и с мамой, когда закончится театральный сезон в этом сибирском городе. Отчего-то без театра все представлялось скучным. А без Пети и того скучнее. И без Полины. И без Александра Александровича, без Екатерины Дмитриевны, без Дмитрия Сергеевича, без Коленьки Массалитинова, без дедушки Алексея, без Дмитрия Сергеевича… Да безо всех! Как хорошо, что я порой все же ошибаюсь, и как хорошо, что ошиблась в Леночке Никольской, без которой тоже будет скучно. Но все эти люди пока были рядом, так что не было нужды загадывать, что же будет после.

Мне стало хорошо и весело, потому что приближалось Рождество и потому, что завершилась наконец эта страшная история, начавшаяся в театре, стоящем вблизи огромного собора, а закончившаяся в крохотной часовне.

Суфлер — работник театра, подсказывающий артистам слова роли. Раньше в театрах ставили спектакль раз, а то и два в неделю, и выучить роль наизусть часто не удавалось.

Вязига — хрящи осетровых рыб, отваренные и измельченные.

Антрепренер — руководитель антрепризы, театральной труппы, собранной для временной работы, для постановки одного спектакля или для работы в течение одного сезона, как в данном случае.

Четвертной — монета в двадцать пять копеек, в четверть рубля.

Двугривенный — «два гривенника», две монеты по десять копеек или одна в двадцать.

Сажень — мера длины, примерно полтора метра.

Речь идет о пространстве под передней частью сцены, в котором размещался суфлер. Если оно отделялось загородками, тогда, в самом деле, получалась «будка», но суфлерское место так называли в любом случае.

Пралине — начинка для шоколадных конфет, приготавливается из миндаля, обжаренного в сахаре.

Инженю — актриса, играющая роли простодушных, наивных девушек.

Бельэтаж ( фр. bel etage «прекрасный этаж») — самый лучший и самый удобный ярус в театре. Обычно второй снизу, сразу над партером.

Здравствуйте, мадмуазель. Легкий беспорядок на голове — лишь добавляет красоты молоденьким девушкам. (фр.)

Иван Путилин — сыщик, герой рассказов Романа Доброго, бывших очень популярными в то время.

Нат Пинкертон — тоже весьма знаменитый литературный сыщик.

Храм Мельпомены — храм музы трагедии, то есть театр.

Колосники — пространство над сценой.

Задник — часть декорации, обычно большое полотнище во все пространство задней части сцены, часто расписанное художником — изображением места действия: парк, лес или, как в данном случае, замок датского короля.

Рампа — ряд светильников, стоящих вдоль переднего края сцены, освещающие ее спереди и снизу.

Галерея, или галерка (иногда еще называвшаяся райком) — самый верхний и неудобный ярус в театре, с самыми недорогими билетами. Соответственно публика там собиралась самая простая.

Массалитинов Н. О. — впоследствии известный актер Московского Художественного театра.