Марина Елькина - Тайна серебряного гусара

— Это Псих? — выдохнул Димка.

Он давно уже забыл о мускулах и засаде. Он ждал разгадки.

— Нет, — ответил Кирилл Леонидович. — Гена был прав — это дворник Петя. За тридцать лет он располнел, обрюзг, постарел. Немудрено, что я его не смог вспомнить сразу. Твоя мама, может быть, быстрее его вспомнила бы, она с ним больше общалась. А я-то видел всего два раза. Странно, что вообще запомнил.

Мальчишки молчали. Загадка от нового факта запуталась еще больше.

Если это дворник, то как он все-таки спрятал в пустоту гусара? И зачем разыскивал его теперь? И зачем, разыскав, принес в музей? Совесть заговорила?

— Сегодня утром, — не обращая внимания на молчание друзей, говорил Кирилл Леонидович, — я первым делом пошел в ваше домоуправление, потом в отдел кадров, потом… В общем, это длинная история. В конце моих похождений мне дали в адресном бюро Петин адрес. Вот он.

Генка и Димка быстро прочитали на бумажке: улица Авиационная, дом девять, квартира пятьдесят два, Преснов Петр Романович.

— Я позвал вас, чтобы вместе нанести ему визит и задать все интересующие нас вопросы. Как вы на это смотрите?

Мальчишкам почему-то стало жутковато. Даже Димка почувствовал прикосновение тайны, и холодок близкой развязки пробежал по его напряженным мускулам.

— Мы идем прямо сейчас? — уточнил Генка.

— Я думаю, да. Надеюсь, что застанем Петра Романовича дома.

— Тогда пойдемте, — Генка решительно поднялся, и Димка подивился этой решительности.

Авиационная улица находилась где-то на краю города. Кирилл Леонидович и ребята немного поплутали, разыскивая дом номер девять.

Подъезд был под стать их настроению — темный, гулкий и неприветливый.

— А если это не он? — хрипло спросил Димка.

— Извинимся и уйдем.

— А если он?

Кирилл Леонидович не ответил. И Генка не отвечал.

— Вот пятьдесят вторая, — Димка указал на обшарпанную дверь.

Кирилл Леонидович как-то нервно вздохнул и нажал кнопку звонка.

За дверью была тишина. Но острый Генкин слух даже не услышал, а почувствовал, что кто-то прильнул к дверному глазку и теперь рассматривает их.

Быстрым движением Генка закрыл глазок ладонью, и Кирилл Леонидович еще раз настойчиво позвонил.

— Кто? — крикнул из-за двери мужской голос. — Что вам нужно?

— Откройте, Петр Романович, — очень вежливо попросил Кирилл Леонидович. — Мы по делу.

Замок щелкнул.

— По какому делу? — недоверчиво спросил мужчина, глянул на пришедших и сразу попытался захлопнуть дверь.

Но Димка такие штучки знал. Он выставил ногу и не дал двери закрыться.

Страх прошел. Теперь он действовал уверенно. Человек был тот самый. А к нему у Димки действительно накопились вопросы.

— Петр Романович, лучше поговорить с нами, чем с милицией, — втолковывал в это время хозяину Кирилл Леонидович.

— Я вас не знаю! — выкрикнул Преснов.

— Вы меня просто забыли, — улыбнулся Кирилл Леонидович. — Я — Кирилл. Помните Олю, Илюшку?

— Никого не помню!

— А серебряный гусар? — спросил Генка.

— Не знаю ничего!

— Может, это не вы влезли в мою квартиру? — громко и сердито спросил Димка. — Не вы украли гусара?

Преснов испуганно огляделся. Ему показалось, что крик этого мальчишки слышали все соседи.

— Чего орать? — сдался он. — Проходите, поговорим.

«Многоуважаемая София Львовна!

Пишет Вам Никита Шиляев, из вольноопределяющихся. Думаю, что могу назвать себя другом офицера Зайцева.

Николай погиб 18 октября. Наверное, Вам сообщили бы об этом и официально, бумагой из штаба армии или из полка, но на второй день после его гибели принесли на батарею Ваше письмо, и я решился написать о том, что видел и знаю.

Николай погиб героем. В эти дни мы стояли под Перемышлем, принимая на себя удар австрийских войск и давая время перегруппироваться 4-й и 9-й армиям, идущим на Варшаву. Полагаю, что о всех передвижениях наших войск Вы осведомлены из газет.

Бои были местного значения, нечастые, но очень жестокие. Мешали леса.

Наша батарея, как всегда, в тот день поддерживала атаку пехоты. Но так получилось, что пехоте пришлось отступить, а наши орудия тяжелы для быстрого отступления.

Мы остались в окружении и ждали подкрепления. Австрийцы поняли, что могут захватить несколько орудий, и усилили огонь.

В расчете Николая один за другим погибали солдаты. Я служу в другом расчете и не очень точно могу объяснить, что происходило в тот день у него, но когда рассеивался дым от выстрелов, я видел его офицерскую фуражку, сновавшую вокруг орудия. Он один подтаскивал снаряды, заряжал, наводил прицел, стрелял.