Лариса Письменная: Клад Волчьего колодца

— А про какую экспедицию вы говорите? — с любопытством спросила она.

Нет, эта девчонка решительно отравляла Сереже жизнь! Не говоря уже об измене собак и кота Бурлака — что кот! — Томка с первой же встречи безраздельно завладела обоими его приятелями. Он еще мог понять простодушного, доверчивого Костю, но Славка!.. Как мог Славка, с его стальной волей, так безоговорочно поддаться Томке и сразу раскрыть ей все тщательно обдуманные планы экспедиции к Волчьему Колодцу? Экспедиция, мысль о которой ему, Сереже, первому пришла в голову! С какой стати?

У Томки вмиг разгорелись глаза, и она решила, что к Волчьему Колодцу они пойдут обязательно. «Надо быть настоящими байбаками, чтобы не исследовать такое интересное место!» Одним словом, смаху принялась командовать, будто ее об этом просили.

Сережа ходил мрачный и молчаливый, будто не замечая веселой кутерьмы, которую вечно подымала вокруг себя эта невозможная девчонка.

В конце концов, что ему до этого? Но как было не возмущаться, когда друзья, прибегая к его дому, забывали о Сереже и в первую очередь интересовались, дома ли Томка.

Накануне похода Вьюн занозил лапу, и Томка погнала Сережу в лисичанскую ветеринарную лечебницу за лекарством. Сережа хмуро поплелся, убеждая себя в том, что пошел только ради Вьюна: «Не может же собака остаться без лапы!» Когда Вьюн выздоровел, Томка торжественно объявила: назавтра всем быть готовыми к походу.

И тут Сережка взбунтовался.

Довольно! Пускай покоряются Томке эти безвольные чудаки — Славка с Костей, пускай предатели Найда с Вьюном шныряют за ней по пятам, пускай Бурлак не Сереже, а ей мурлычет на ночь свои кошачьи песни, пускай даже мать, не понимая Сережиной ревности, ухаживает за этой цацей, он никому не позволит помыкать собой. И никуда не пойдет. Он так и сказал: «Не пойду!»

— Ну и не ходи, — равнодушно сказала Томка. — Напугал!

— И не пойду!

— Пожа-алуйста! Обойдемся и без тебя.

— Вот и не обойдетесь: я один туда дорогу знаю! Без меня вам ни в жизнь не найти Волчий Колодец.

— Ах, вот как? — вспыхнула Томка. — Тогда уж мы ни за что не пойдем с тобой. Сами отыщем дорогу!

— Кто найдет? Может, ты?

— Может, и я! А ты… ты… просто трус!

Костя и Слава пытались прекратить ссору, но противники ощетинились и разбежались в разные стороны.

Теперь Сережа не разговаривал с Томкой. Вид у обоих независимый, при встречах они «не замечают» друг друга. Томка снова пустилась в свои лесные путешествия с собаками, а Сергей засел повторять английский язык: человек он деловой и глупостями заниматься ему недосуг.

Огорченные Слава с Костей тоже притихли и всё больше отсиживались дома.

Но уединенные Томкины экскурсии стали беспокоить Марию Семеновну. И однажды, когда девочка, захватив с собой бутылку воды и узелок с едой, проблуждала в лесу до позднего вечера, Мария Семеновна наконец рассердилась на свою любимицу и решительно запретила ей подобные прогулки. Собаки же, в знак немилости, были посажены на привязь.

Хотя Сереже, понятно, совершенно безразлично было, что о нем думает Томка, но обида, как заноза, не давала покоя. Неужели Томка и в самом деле считает его трусом?

Тогда он докажет этой зеленоглазой зазнайке, кто такой Сергей и на что он способен! Завтра же один-одинешенек пойдет к Волчьему Колодцу и или погибнет — а этом будет ее вина! — или покроет себя славой! Томка еще пожалеет, что так обращалась с ним, захочет помириться, но он будет горд и неумолим. Пусть знает!

Было еще почти темно, когда Сережа, никем не замеченный, вышел из дома.

Проходя мимо усадьбы Генкиного отца — лесника, он вспомнил о Генке и даже пожалел, что не позвал его с собой. Правда, у Генки нет силы воли и он не умеет хранить тайн, но Сереже было немного грустно, и он охотно поделился бы даже с Генкой частицей своей будущей славы. Но Генка еще сладко спал и не мог знать, что слава прошла мимо его окошка.

«Населенный пункт Л.», как его солидно называл Славка, или просто село Лисички, куда ребята ходили в школу, Сережа прошел вместе со стадом: нужно сбить собак со следу, если Томке придет в голову шпионить за ним.

На старой вырубке мальчика застало уже настоящее утро. Если бы Томка услышала такой разноголосый птичий гомон, то… то она, наверное, сказала бы, что в их тайге птицы щебечут еще громче.

А все-таки жаль, что Томка не видит этих оранжевых с черными подвесочками сережек бересклета или длинноногого, смешного зайчонка, испуганно выскочившего из-за старого дубового пня.