— Ты хочешь сказать, что теперь мы его все-таки найдем?
— Да. Потому что одним посланием он не ограничится. Будет присылать шифровки каждый день. Как рисунки.
— А когда у нас наберется много шифровок, мы сможем восстановить шифр и прочитать все его записки! — радостно закончил Толик.
— Кому же все-таки интересно водить нас за нос? Или этот кто-то уже просто не может остановиться, так понравилось играть с нами?
— Создается впечатление, что это не взрослый человек, — признал Толик.
— А наш ровесник откуда мог бы узнать о том, что много лет назад у кого-то пропала медаль?
— А если не наш ровесник? — воскликнул вдруг Толик. — А кое-кто немного постарше?
— Кого ты имеешь в виду?
— Дочь Артура Васильевича!
— Ну, ты совсем все запутал! Она-то во всей этой истории как могла оказаться?
— А очень просто! Предположим, что медаль все-таки украл Артур.
— Ты опять?
— Я сказал, предположим. Итак, медаль тогда украл Артур. Об этом как-нибудь случайно могла узнать его дочь.
— Что же, он ей сам рассказал?
— Возможно. Не перебивай. Потом она нашла у отца старинный шифр.
— Тоже случайно?
— Конечно.
— А потом она обнаружила тайник и вытащила оттуда гильзу с посланием.
— А что в этом невероятного? И про тайник ей мог рассказать отец. Наши бабушки нам ведь рассказали!
— Рассказали после того, как мы сами тайник нашли. Ну ладно, рассказывай дальше.
— А дальше и рассказывать нечего. Она узнала, что в город приехала твоя бабушка, и решила исправить ошибку отца, вернуть ей медаль.
— И стала присылать нам рисунки.
— Именно! Видел, с каким удивлением она на нас вчера смотрела? Наверное, не ожидала, что мы ее так быстро вычислим. Не пойму только, зачем она теперь шифровки шлет. Запутать нас хочет, что ли?
Лешка покачал головой:
— Не сходится.
— Что не сходится?
— Она никак не могла узнать, что мы с бабушкой приехали. В это время ее отец был уже в командировке, а в лицо она нас не знала.
— Эх, черт! — снова расстроился Толик. — Такую классную версию придумал!
* * *
Сентябрь, 1943 год.
Больше месяца прошло, а я не брал дневника в руки. Не до дневника было. Ребята для писем время выкраивают. Да иначе и нельзя — дома ждут от них весточки. А от меня никто ничего не ждет.
Для дневника покой нужен. Или передышка хотя бы. А мы движемся без передышек — бои, бои, бои. Отдых короткий, выспаться не успеваем.
Только никто не жалуется — наступаем.
Борис вернулся в часть. Настырный парень! Когда выписался из госпиталя, его в тыл хотели отправить, потому что хромота осталась. А он настоял на том, чтобы его снова к войскам приписали. Мало того, чтобы в свою же часть отправили.
Две недели нас догонял, мы ведь на запад сильно продвинулись. Ребята смеются, мол, никак без нас не можешь. И он в ответ смеется: привык к вам, черти!
О Вальке рассказывал. Его не стали отправлять в другой госпиталь. Он пошел на поправку. Ожоги оказались не сильными. Зрение только не вернуть. Будут лечить в этом госпитале, а потом домой отправят — из него вояки уже не получится.
Борис говорит, что Валька ему завидовал. Жаловался, что, как ни настаивай, а его все равно в тыл отправят. А он и слепой бы на фронте пригодился. Чудак тоже! Что бы он, слепой, здесь делал? Тут и зрячий едва выдерживает, глаза от усталости и ужаса закрываются.
На днях село освободили. Немцев выгнали, в село вошли, а там — никого. Ни души. Пустые дома.
Нам после партизаны объяснили, что немцы согнали всех сельчан в одну избу и сожгли. За то, что они связь с партизанами держали.
Из всех жителей спаслись только две девчушки. Как уж им удалось из огня вырваться?
Нам ту сожженную избу показали. Черное пепелище и две обгоревшие трубы, как могильные памятники. Изба, видно, большая была.
После этой сожженной избы мы еще злее против фрицев драться будем!
Уже осень. В этих краях еще держится тепло. Лето здесь долгое.
Ночью прохладно. Утром из землянки выйдешь или из телеги вылезешь — брр-р! А днем жара.
И дождей нет. Нам-то это на руку. Трудно двигаться, когда вокруг грязь и хлябь.
Сразу переход один вспоминается. Когда это было? Осенью сорок второго, кажется. Или весной?
Дожди тогда зарядили! Ни одного солнечного луча! Мы идем, и туча за нами — никак не отстает. Дождь льет, льет, льет несколько дней подряд.
А двигались мы не по шоссе, а по каким-то лесам и проселкам. В лесу еще ничего: деревья закрывают. А на проселочных дорогах просто кошмар! Спрятаться негде, ноги в грязи тонут, потому что всю дорогу размыло.
Читать дальше