Евгений Некрасов - Муха и сверкающий рыцарь

— Мой сын был дипломатом и разведчиком, — строго и торжественно сказал он. — А погиб он в Анголе из-за чужой дури. Какой-то неграмотный негр с автоматом застрелил его за то, что у него белая кожа и хорошая одежда. Я сам об этом узнал только на днях.

Маша не знала, верить или не верить.

— А почему тогда мама…

— Мама не могла тебе сказать всю правду. Я же сидел в тюрьме, — непонятно объяснил старик.

Ничего себе дедуля!

— Я в американской тюрьме сидел, — уточнил старик и добавил виноватым тоном, как будто извинялся за собственное вранье: — Был осужден на пожизненное заключение. Я, видишь ли, тоже разведчик.

«Штирлиц сидел на проводах и делал вид, что читает газету», — вспомнила Маша. Старик был похож скорее на огородника Триантафилиди, чем на разведчика. Хотя, если рассудить, разведчик и не должен быть похож на разведчика, а то бы его моментально поймали.

— Разведчики — в кино, а в жизни они где-то далеко и как бы не взаправду, верно? — сказал старик.

— Ага, — согласилась Маша. — У меня нет ни одного знакомого разведчика.

— Уже есть. Осталось только привыкнуть и поверить. Вот приедет мама, и мы вместе обо всем поговорим. А сейчас пойдем гулять. — Старик потянул ее за руку. — Покажешь мне город, поболтаем о вещах попроще. Тебе нужно время, чтобы привыкнуть.

Они вышли на крыльцо. Ключ от дома, как всегда, лежал под половичком. Маша заперла дверь и сунула ключ обратно.

— У вас все так делают? — спросил старик.

— Нет. Кому нагибаться лень, те прячут ключ за дверной косяк.

— И что, не воруют? — удивился старик.

Маша огорченно вздохнула:

— Не воруют! У нас же «охранная сигнализация».

На скамеечке против дома сидела бабка Никифоровна. У нее там был наблюдательный пост. Шаркая тапочками и пыля, как телега, бабка кинулась к соседнему дому.

— К Петровне, — заметила Маша. — А Петровна скажет Галимовне. Это и есть укропольская «охранная сигнализация». Если появляется кто чужой, за ним глядят изо всех окон. Не потому, что люди у нас недоверчивые, а потому, что всем интересно, что за человек, откуда, к кому приехал. Погодите, вот пойдем обратно, и будет нам почетный караул: на каждой лавочке по три бабки… Дед, это город, в котором ничего не случается. Дождь пошел — уже большое дело, соседям есть о чем поговорить.

Старик шел, блаженно щурясь на солнышко, и втягивал носом воздух.

— Персиками пахнет… Эх, Муха, я уже думал, что никогда не пройду по улице без конвоя!

— А как же вы из тюрьмы вышли, когда у вас было пожизненное заключение? Убежали?

— Нет, меня так выпустили. Жизнь-то моя кончилась! Нельзя быть разведчиком в семьдесят лет. Я уже ни для кого не опасен. Вот меня и выпустили, чем попусту кормить.

— Как вас зовут? — спросила Маша и подумала, что с того вопроса надо было начать. Невежливо получилось.

А дед чмокнул ее в лоб и сказал:

— Николай Георгиевич, а для тебя — дедушка. Зови меня на «ты». Пожалуйста. Очень хочется, чтобы кто-нибудь звал меня на «ты» и «дедушка».

— А уж как мне хотелось дедушку! — ответила Маша и прижалась к нему. — Или хоть дядю какого завалященького. Знаешь, как трудно без родных?!

— Знаю, — кивнул дед.

Он больше ничего не сказал, но Маша очень хорошо его поняла. У нее и мама, и друзья, и учителя, и еще куча добрых знакомых. А у деда много лет были только тюремные надзиратели да сокамерники.

— А плохо в тюрьме? — спросила она.

— Как тебе сказать… Кормили неплохо, и вообще было много такого, что в России есть не у всех. Даже телевизор со спутниковой «тарелкой». Но это кошачье дело — наесться и лечь у телевизора. А человеку нужно еще кое-что, и как раз этого нет даже в самой лучшей тюрьме. Свобода, например, очень нужна. И работа по душе. Я там выучил два языка вдобавок к тем двум, которые уже знал. Но ведь без толку, Муха! Это все равно что построить корабль в пустыне: он же никому не нужен, потому что не поплывет никогда.

— Мне нужен. Поможешь мне английский учить, — утешила деда Маша. — Как ты меня называешь?

— Муха. А что, не нравится?

— Нет, наоборот. Меня еще никто так не звал. Давай я буду Муха, а ты — Дед.

— Давай, — согласился разведчик, и они пожали друг другу руки.

Так, разговаривая, Муха и Дед свернули в короткий переулок без названия и вышли к Торговой улице. Дома на ней древние, все в два этажа. Лет сто назад в каждом таком доме был магазин, а над ним, чтобы далеко не ходить на работу, жил хозяин-купец. Теперь на Торговой не осталось ни одного магазина. Их поделили на темноватые и тесные квартиры. Одна из них Маше очень даже хорошо знакома. А мелькнувшая в окошке рыжая взлохмаченная голова знакома ей еще лучше.