Юрий 3банацкий - Тайна соколиного бора

Лукан бешено хлестал лошадей, они несли вперед… Когда подвода достигла вершины холма, Лукан увидел, что им наперерез мчатся партизаны. О своем автомате он вспомнил только тогда, когда за его спиной начал стрелять Штирке. Вздрогнув от неожиданности, Лукан схватился за оружие. Но с его автоматом что-то случилось. Тогда Лукан повернул лошадей прямо по направлению к шоссе и начал немилосердно стегать их: последняя надежда была на лошадей — может быть, вынесут?

Лукан увидел только, как коренной упал на землю, подвода налетела на убитого коня… А затем сам Лукан от удара вывалился под ноги пристяжному. Вокруг были слышны топот и выстрелы…

Лукан раскрыл глаза, поднял голову. Над ним стоял… мальчишка Ивана… Василек. Тот самый, которого вывезли в Освенцим!

Василек сразу узнал Лукана по большой лысине и желтым глазам.

Где мать? — спросил он гневно.

— Жива, жива, Василий Иванович… Я с ней по-человечески… Сами спросите… Я…

Лукан был так мерзок и жалок, а в сердце Василька было столько отвращения и ненависти к этому выродку, что рука с обнаженной саблей, казалось, сама опустилась на его голову.

Так закончилась карьера Лукана.

Софья Петровна слышала, как кто-то приблизился к двери, тронул замок; загремели ключи в дрожащих руках.

Она затаила дыхание. Было ей очень-очень грустно.

Не страшно, а только грустно… Ведь через несколько минут придут сюда партизаны, здесь будут свои, а ее уже не станет. И всего через несколько минут…

Мысль работала напряженно. И тут пришло решение: бороться! Неужели же так и погибнуть? Она глаза выцарапает этому бандиту, будет держать дверь…

А тот уже открывал замок… Софья Петровна шарила по двери, чтобы удержать, не дать ему войти. Она загоняла в руку занозы, но не чувствовала этого. Вдруг ее рука нащупала железную задвижку. Сердце радостно сжалось. Она едва успела задвинуть щеколду, как бандит уже потянул к себе дверь.

— Открывай! — злобно закричал он. — Стрелять буду!

Софья Петровна смеялась, а из глаз ее лились слезы.

Бешено выругавшись, бандит выбежал через сени.

Наступила тишина.

Софья Петровна, закрыв глаза, стояла, прислонившись к стене. Как во сне, слышала она приглушенные звуки выстрелов, крики. Она не знала, что ей делать: выходить или нет? А вдруг бандиты отобьются от партизан и возвратятся?.. Хотелось выйти, но что-то удерживало ее. А что, если бандит только притворился, что ушел, а сам притаился за порогом?..

А в это время Василек уже носился по всему селу. Матери нигде не было. Неужели он не найдет ее в живых?

Он подъехал к пленным. Те торопливо объяснили, что старая партизанка была посажена в комнатушку в той хате, где размещался штаб Лукана.

Софья Петровна вздрогнула: во дворе послышались голоса, кто-то вбежал в сени, дергает с силой дверь… Значит, опять вернулись те…

Она встрепенулась. Что же это? Неужели?.. Нет, это ей, наверное, показалось…

Она прижимает руки к груди, а сердце бьется так, что, должно быть, сейчас выскочит.

— Мама! — зовет ее кто-то из-за дверей.

— Сыночек… — дрожащими губами шепчет мать.

Откуда же?.. Откуда он мог появиться здесь?.. Но

ведь это его голос! Ее Василька!..

Нет, она не спит, потому что кто-то бьет кулаками в дверь. Она видит, как дверь вздрагивает. И все время кто-то кричит в отчаянии:

— Мама! Мама!

И она открывает дверь. Перед нею — весь перепоясанный ремнями, с автоматом на груди, юноша. Нет, это не Василек… Но глаза… его глаза! Они полны слез, а руки протянуты к ней. Он! Да это же он!..

— Василек! — охает мать и бросается через порог к сыну.

Василек прижимает ее к груди, а она, теряя силы, опускается на пол. И только руки ее, натруженные, исхудавшие руки матери, крепко держат сына за плечи, обнимают, ласкают его.

Как жадная саранча, двинулись на партизанские леса фашистские войска. Они превращали в руины села, утюжили танками и уродовали снарядами советскую землю. Они готовы были уничтожить все живое, что встретится им по дороге.

Но как не смог бы лед снова сковать освободившуюся после ледохода реку, так не удалось фашистским убийцам уничтожить вольнолюбивый советский народ.

Партизаны приняли бой. И вражеские силы дробились и трещали под тяжестью их ударов.

* ·:* *

Павел Сидорович был представителем партийной организации и командования в одном из батальонов, сражавшихся с оккупантами на север от партизанского края. Они действовали в болотистой местности, куда весной можно было пробраться только по длинной неширокой гати. Еще до начала наступления Павел Сидорович и командир батальона облюбовали эту гать и решили именно здесь организовать должную встречу оккупантам.