Евгений Митько - Бумбараш

Народ баламутит, гадюка мужского роду-племени! Ешь, ешь! Слушай, Бумбараш! Иди ко мне в самооборону, а?

Бумбараш посмотрел на Варвару, произнес:

— У тебя, Гаврила, свое, а у меня — свое.

— Что значит — свое? — сердито спросил Гаврила. — Я для всей деревни стараюсь! Чтоб все спокойно пили, спали, жрали! А своего у меня и так хватает! Вон у меня — дом, мануфактура, статуэтки, корова, картины, теленок, свечки, гуси, поросенок, жена… вон она у меня какая! Варя! — сказал он, чтоб показать свою власть над нею. — Варя! Сними сапог! Для самовара сгодится! Ну, снимай, снимай! Стягивай! — И протянул Варваре ногу в сапоге.

Краска залила ее лицо. Было стыдно перед Бумбарашем.

— Стягивай! — требовал Гаврила, продолжая держать ногу вытянутой.

Бумбараш вскакивает. Гаврила усаживает его за плечи.

— А ну-ка! Погодь-ка! Сыграй! Ты ж так перед призывом народ веселил! — Он протягивает гармонь.

Бумбараш берет и, стараясь не смотреть на унижение Варвары, вздыхает.

— Ах ты, боже мой! — вздыхает негромко, с горькой усмешкой. И вдруг, тряхнув с остервенением головой, начинает петь:

Пока он пел, Варвара стягивала с мужа тугой сапог. Наконец сдернула — размоталась портянка из вишневого бархата.

— Уходи! — кричит она Бумбарашу. — Уходи!

Гаврила обрадованно забирает у него гармонь и взглядом указывает на дверь.

— Ох ты, боже мой! — сказал Бумбараш.

Варвара смотрела ему вслед, прижимая к груди сапог.

Как только захлопнулась за Бумбарашем дверь, Гаврила кинулся к Варваре, отшвырнул в сторону сапог, кинулся целовать. Она отводила в сторону лицо, он был ей неприятен, и; чувствуя это, Гаврила скороговоркой бормотал:

— Сейчас… сейчас монпасье принесу… матери… сестренкам отнесешь…

Он сыпал ей конфеты — в руки, за пазуху, они градом стучали о дощатый пол. Варвара плакала, а он рукавом принялся вытирать ей слезы.

На зеленом лугу рядышком сидели Бумбараш и Яшка.

— Я все надумал!.. — говорил Яшка возбужденно. — У меня бомба есть… И ребята — человек пять. Восстание устроим. Гаврилу — в расход как вредный элемент. И в Красную Армию…

Бумбараш поднял на него глаза.

— Восстание? А чего ты кумекаешь в этом?

— Так ты нас научи! — подхватил Яшка, — Научи, как военный спец, — и пойдем мы биться за такую жизнь, чтобы…

— …чтобы дворцы и фонтаны? — язвительно спросил Бумбараш.

— Да.

— И отопление парное…

— На балконе будешь чай пить… с этим… — продолжал Яшка.

Бумбараш вскочил.

— Хватит! Отвоевался я! Тебя хоть раз контузило? Вшей ты в окопах кормил? С голой задницей над штыками качался? В болоте по уши тонул? Из парабелла в тебя пулями стреляли?.. С какавой на подносе? — засыпал Яшку вопросами Бумбараш.

Он проворно стащил с себя гимнастерку и кинул Яшке на руки.

— Ты чего? Чего ты?

— На! Носи! — Бумбараш хлопнул ладонью по гимнастерке. — Моя гимнастерка — к твоей звезде!

Вечером у Гаврилы собралась банда. Как запорожцы, пишущие письмо турецкому султану, бандиты расположились вокруг стола и затянули песню:

С размаху Гаврила стукнул кулаком по столу; подпрыгнули бутылки. Бандиты почтительно замолчали. Дальше пел один Гаврила, выводил песню грустно, чуть не плача.

Бумбараш перехватил Варвару у стога, совсем недалеко от стола с бандитами. Он держал ее за руку.

Варя…

— Живой, живой? — торопливо спрашивала она так, будто и не видела его сегодня совсем.

— Живой я! Живой!

Она то и дело оглядывалась на бандитов; те пели.

— Уходи! — просила Бумбараша Варя.

— Ну и жизнь! — улыбнулся он. — Все больше ползком приходится…