Евгений Митько - Бумбараш

— Бывай!

И закадычными дружками они разошлись в разные стороны, оба довольные друг другом.

— Эй! — услышал через некоторое время Бумбараш.

Обернулся. Заплатин был уже далеко, но возвращался обратно.

— Тут чего-то в кармане?! Возьми! — каким-то странным хрипловатым голосом говорил он.

— А выкинь! — ответил Бумбараш и пошел дальше.

— Стой! — выкрикнул Рыжий.

Бумбараш снова обернулся.

Рыжий торопливо приближался к нему догоняя. В одной руке у него был наган, наставленный на Бумбараша, в другой — кисет.

— Захара На-за-ровского кисет? Где взял? Руки за спину! Контра!

Бумбараш хотел было объяснить, кто он и откуда, но рыжий командир смотрел на него глазами, горевшими такой дикой ненавистью, что Бумбараш смолчал, решив, что лучше держать ответ перед самым главным.

— Иди, иди, гад!

Бумбараш поднял вверх руки и пошел впереди рыжего командира, подталкиваемый в спину стволом нагана.

У крыльца штаба была привязана породистая лошадь; рядом лежало седло. На ступеньках сидел пожилой усатый красноармеец и штудировал толстый том «Капитала».

— Два, два… Два фактора товара-товара… Потребительская-потребительская стоимость… Два фактора товара… потребительская…

К нему приближался с поднятыми над головой руками Бумбараш. Красноармеец вскочил.

— Куда?

— Не видишь, Совков? — строго сказал рыжий командир. И с издевательской ухмылкой разъяснил бестолковому, с его точки зрения, часовому: — К председателю отдела Военного трибунала дивизии имени Взятия Бастилии Парижскими Коммунарами!

Часовой преградил ему путь.

— Стой! Совещаются, товарищ командир! Посторонних — не велено!

— С каких это пор, Совков, преступник является для трибунала посторонним? — спросил Рыжий с издевательской ухмылкой.

Часовой Совков был непреклонен.

— У товарища председателя — уполномоченный Особого отдела Южного фронта. Видишь, какой конь?

— Сам ты конь! У меня дело повышенной важности! — Рыжий командир подтолкнул наганом Бумбараша: — Покарауль преступника, забегу доложить! Да смотри, чтоб не убег!

— Пуля моя кого хочешь догонит, — ответил часовой. — Давай проходи. Да узнай, сколько часов натикало!

Не поворачивая головы, Бумбараш зорко огляделся.

Ворота во двор штаба приоткрыты. За баней начинается кустарник — до самого леса.

На стене Трибунала висит плакат — «Смерть белобандитам!!!»

Бумбараш прочел, вздохнул.

— Пойди теперь докажи, что шинель та не моя.

— Пуля докажет, — ответил Совков, не отрываясь от «Капитала».

Бумбараш ударил себя в грудь.

— Да я же свой! Наоборот — даже от бандитов пострадавший! — он стал показывать Совкову верхнюю часть щеки, заплывшую от удара Гаврилы синим пятном.

Но это на Совкова впечатления не произвело.

— Трибунал разберется!

Шаг за шагом, потихоньку-полегоньку Бумбараш подобрался к Совкову поближе.

— А чего ты, хлопец, читаешь?

— «Капитал»! — гордо ответил Совков и тряхнул книгой. — «Капитал» Карла Маркса…

— Ага! — понимающе сказал Бумбараш.

— Вот смотри, — подвинулся к нему Совков и принялся агитировать: — Самообразовывайся, как я! Ученые таблицы пропускаю, а в пролетарскую суть вникаю… ясно?

— А где та суть? — прикинулся дурачком Бумбараш.

— Да вот, смотри, елки-моталки!

Бумбараш склонился над книгой — чуть ли не уткнулся носом в страницу, поднес ладонь к глазам, будто протирая веки, но, вдруг выпрямившись, ударил своего конвоира ногой в живот.

Совков взвизгнул, выронил винтовку, схватился обеими руками за живот.

…Бумбараш оказался в стекле командирского бинокля уже возле самой опушки. Было видно, как заячьими прыжками, петляя, он несся к лесу. По нему стреляли.

Лес чередовался с зеленеющими полянами и кустами березняка. Петляя, Бумбараш продолжал бежать по лесу, хотя выстрелы стихли. От испуга и отчаяния он ничего не видел перед собой.

Врезался в дерево.

Метнулся в сторону.

Спотыкается, падает.

Он сидит на свежей траве. Видит на ноге веревку, о которую споткнулся. Тянет веревку к себе, сматывает. На другом конце — землемерский колышек. Бумбараш вынимает его из веревочного узла, растягивает узел в широкую петлю.

Потом он смотрит через петлю на мир… Всовывает голову в петлю. Замирает…

Доносится романс:

На траве под березой граммофон; шипя, вертится пластинка.