– А вообще-то он пил?
– А как же!
Зыков говорил о Шальневе таким тоном, как говорят о недоразвитых или чудаковатых.
– Я закурю? – Басков достал из кармана сигареты.
Зыков суетливо как-то поспешил к серванту, подвигал там мелодично позванивавшей посудой, и на столе появилась круглая крутобокая пепельница опять же хрустальная, свинцово-тяжкая.
Баскову почему-то вспомнилось прошлогоднее дело, которое он вел вместе со следователем из Управления внутренних дел на транспорте и по которому проходили три составителя поездов. Они воровали из контейнеров транзисторные приемники, телевизоры, меха и прочие дорогие товары, в том числе и хрусталь. Действовали ловко и награбить успели тысяч на шестьдесят… Зыков – тоже составитель.
Однако Басков принципиально не признавал подобные оскорбительные для честных людей силлогизмы: составители поездов имеют возможность вскрывать контейнеры; Зыков – составитель, следовательно… Кроме того, против таких необоснованных заключений убедительно выступал элементарный факт: Зыков прямо навязывался гостю со своими хрусталями, совал их под нос. Будь у человека совесть нечиста, никогда бы он на рожон не лез. Бывает, конечно, наоборот, но для этого необходима изощренность закоренелого преступного ума.
А с другой стороны, поведение Зыкова казалось Баскову все-таки неестественным. Почему он, например, до сих пор не спросит, что стряслось с Шальневым? Как-никак семь лет в одной квартире. Всякий нормальный сосед не утерпит, поинтересуется. Вон Иван Степаныч, начальник ЖЭКа, впервые фамилию Шальнева услышал – и то не удержался.
– Сам-то не балуюсь, а чужого дымку понюхать – ноздрю прочищает, – сказал Зыков, подвигая пепельницу к Баскову.
– Тоже, говорят, вредно.
– Да оно ить и кушать вредно, и спать… ежели одному. – Зыков робко пошутил и сам хихикнул от неловкости, но тут же приосанился. – Может, закусочку соорудить? У меня имеется…
– Жарко, Константин Васильевич, в другой раз… Я вот сижу и думаю: неужели вам не интересно узнать, чего это мы к Шальневу вломились?
Зыков упер руки в колени, а подбородок в грудь – набычился, задумался, сдвинул брови, словно собирался дать ответ на самый главный вопрос жизни. И наконец молвил – не простуженным тенорком, а басовито:
– Я так разумею, товарищ майор: мне у вас спытывать прав не дано. Коли надо, сами скажете. Чую – неладное дело, а за язык тянуть негоже.
– Тоже правильно, – одобрил Басков. – Вообще-то он вам нравился?
Зыков прикрыл ладонью рот, чтобы скрыть ухмылку.
– Так ить он не девка, товарищ майор. – Но жили-то дружно?
– Душа в душу!
Басков встал, прошелся в узком пространстве между сервантом и столом.
– По-моему, вы его не очень-то одобряли, а, Константин Васильевич?
– Не томите, товарищ майор. Не живой уж Андреич, что ли?
– Почему решили?
– Да вы так об нем… как про бывшего…
– Жив Андреич, но состояние неважное. В дорожную катастрофу попал в Москве.
Басков сознавал, что Зыков ему не верит. Самому наивному из наивных ясно: с чего тут станут обыскивать комнату человека, если он пострадал от городского транспорта? Но Зыков сделал вид, что поверил.
– Здоровья ему.
Басков поглядел Зыкову в глаза и снова спросил:
– А все же, Константин Васильевич: почему вы его не одобряли? Ну не во всем, а иногда…
Зыков опять упер руки в колени и набычился – видно, в такой позе ему легче было обдумывать важные вопросы. Но на сей раз заговорил он без нарочитой солидности, даже с некоторой игривостью:
– Малахольный малость.
– Например?
– Ну касательно баб взять… Не увлекался?
– Какой там! Он пятью годками меня постарше, тут особо уж не пожируешь… Да не в том смех.
– В чем же?
– А вот ходит к нему рыжеватенькая, молодая еще, не боле тридцати, и все при ей… Одно – в очках, и зовут чудно – Агриппина, а щечки-губки – аленький цветок…
Зыков с таким нарастающим смаком излагал предмет, будто сам распалялся от собственных описаний, но Басков вдруг почувствовал фальшь. Все эти зыковские «ить», «може», «спытывать» отдавали специальной нарочитостью. В Ленинграде человек живет уже семь лет и до этого, надо полагать, не в глухой деревне обитал, прибыл-то сюда из Пскова и работает на железной дороге, где не по-таковски разговаривают, – как же тут деревенский лексикон сохранить?
– Простите, Константин Васильевич, вы сколько классов окончили? – спросил Басков.
Прежде чем ответить, Зыков с каким-то новым вниманием посмотрел на Баскова и, вероятно, разобрал подспудное значение вопроса: отчего и для чего он за-дан? Дальше он свою речь поддельными простонародными завитушками украшал уже не столь густо.
Читать дальше