Андраш Тотис - Убить голыми руками

-- А Макамура?

-- Он был среди нас самым лучшим мастером и самым жестоким. Я не любил его, а он меня, говорил, что я мягкотелый слюнтяй. С тех пор мы не виделись. Я думал, что он погиб, и мне не было его жаль. Должно быть, он и есть тот самый человек, которого Огава имел в виду, при условии, что он остался в живых... -- Дэмура удивленно покачал головой. -- Вчера, когда просматривал список, я должен был догадаться. Ведь чувствовал же, что какая-то важная информация в этом списке есть, а вот проглядел. Меня в первую очередь интересовало, кто из мастеров, по мнению эксперта, способен был бы убить Адзато.

-- И что же?

-- Ни одна из кандидатур не выглядела убедительной. Скажите, а ваш глаз ни на чем не спотыкается в этом списке?

Фукида с любопытством просмотрел список и разочарованно покачал головой. Дэмуру это утешило.

-- Меня тоже только что осенило. Смотрите, вот эти три человека проходили обучение в одном и том же додзе. Migce трое по разным причинам проштрафились.

-- Интересно.

-- Не правда ли? Но еще интереснее посмотреть, кто этим додзе руководил. -- Дэмура с торжествующим видом ткнул в примечания Сираи. -Некий Ёсэй Макамура.

Но истинной радости в его голосе не прозвучало, и Фукида прекрасно его понимал. Фукида знал, что сам он очень неплохой мастер, но так же хорошо знал, что старый Дэмура куда более опасен, чем он. Ну а если все, что он сейчас услышал, правда, то этот Макамура -- смерть во плоти.

Адзато не давал себе труда изменить реальные имена и названия. Куяма терялся в догадках, пытаясь проникнуть в его замысел. Неужели он так и рассчитывал вывести в фильме преступников под их подлинными именами и указав их подлинные адреса? Руководствуясь сценарием, инспектор с легкостью отыскал Огаву в деловом квартале Токио на четвертом этаже высоченной коробки из стекла и бетона. Солидное здание, отведенное под столь же солидные фирмы. За дверью, открывающейся посредством фотоэлемента, посетителей встречает швейцар в униформе. Неподалеку от входа в стеклянной клетушке находится справочное бюро, стоят кресла, вазы с цветами, огромное табло на стене содержит перечень фирм, арендующих это здание. В цокольном этаже, как обычно, размещается ресторан, отсюда подают наверх в офисы кофе и сандвичи, сюда же предприниматели приводят на деловой обед своих партнеров. Словом, это не был бандитский притон, это было типичное административное здание, каких в Токио сотни.

Куяма в нерешительности топтался в вестибюле. Что ни говорите, а ведь именно в этом районе был убит, Эноеда. Сейчас молодому инспектору хотелось бы очутиться в компании Дэмуры или Шефа -- кого угодно, кто подсказал бы ему, что делать. Он на верном пути -- тут сомнений быть не может. Правда, по сценарию, люди Огавы подкарауливали Адзато, вооруженные ножами, дубинками, цепями, а такую ситуацию трудно было вообразить в этом хорошо охраняемом здании. Но если актер и преувеличил грозящую герою опасность подобно тому, как в сценарии он изменил внешность торговца наркотиками, ему, Куяме, достаточно и той доли истины, что скрыта в сюжете. Его ни на минуту не утешало сознание, что он полицейский. Ведь бедняга Эноеда тоже был полицейским и шел по этому следу. Как знать, может, он даже успел побеседовать с Огавой и был убит по дороге отсюда.

Инспектор подозрительно оглянулся по сторонам. Зрелище светлого, чистого современного вестибюля, деловито снующих бизнесменов, швейцаров и охраны в униформе несколько успокоило его.

Не отступать же с позором, коль скоро его сюда привела нить расследования! Но и нагрянуть в контору Огавы он тоже не решался.

Куяма вышел на улицу, постоял, пытаясь собраться с мыслями. Вокруг царила привычная обстановка токийского делового квартала. Всюду конторы, банки, рестораны, гаражи. Массы людей, как и водится в центре города: сухопарые чиновники в европейских костюмах и при галстуках, юные девушки в полотняных шортах, детишки в неизменных соломенных шляпках. Объявления на японском и на английском языках. И на противоположной стороне улицы -небольшой цветочный магазин с икебаной и каллиграфической надписью в витрине. Оформление рассчитано не на туристов, надписи, как видно, часто меняют, следя за тем, чтобы они гармонировали и с выставленными цветами, и с окружающей обстановкой. Из всех старинных обычаев Куяма дорожил именно этим. Древняя традиция являлась как бы неотъемлемой частью его жизни, хотя он лично не делал ничего, чтобы поддержать ее. В доме его родителей всегда стояло блюдо с цветочной композицией. Куяма любил эти "стихотворения в цветах", любил смотреть, как мать составляет букеты. В удобном домашнем кимоно, уютно расположившись на приятно пахнущей циновке, она проворно и в то же время мягкими, спокойными движениями перебирает цветы, формирует букет. Затем надолго застывает в одной позе, не сводя взгляда с цветов. Можно подумать, будто она любуется творением своих рук, но это не так. Вот мать укорачивает стебель одного цветка, другой отодвигает чуть в сторону. Икебана почти не меняется, но смотредь на нее приятнее, она больше радует глаз и дает отдохновение душе.