Наталия Костина-Кассанелли - Яд желаний

Ремонт был успешно начат, но — увы! — почти сразу же и приостановлен. Потому как никто из них не мог следить за рабочими. А те, пользуясь хозяйским попустительством, все норовили сделать по принципу: косо, криво — лишь бы живо. Такой результат не стоил ни моральных мучений, ни тем более денег, которых с лихвой хватило бы на кругосветное турне. Халтурщики безжалостно изгонялись, однако лучше не становилось… Рабочие приходили и уходили, а нужных людей все не находилось. Сашка, который целыми днями пропадал на службе, почти изверился в своей затее, а Дашка изнемогала под бременем двойных материнских забот. Теща, Лариса Михайловна, работающая учителем в школе, отчего-то именно себя чувствовала ответственной за вялотекущее ремонтное безобразие. Она с нетерпением ждала летних каникул, которые вот-вот должны были начаться, чтобы продвинуть капитальный ремонт хотя бы собственными силами и к осени въехать обратно в свое жилье. Теща Бухину попалась душевная и совестливая, и он ее ценил.

Сашины родители и старенькая бабушка стоически сносили трудности, связанные с рождением двойняшек, увеличением семьи и ремонтом, который каждый в своей жизни должен пережить хотя бы раз. Однако видно было, что и они уже устали…

— Сашуня, — мама постучала в дверь, — иди скорее. Она проснулась!

Старлей наскоро проглотил то, что осталось от бутерброда, хлебнул холодного чая, с сожалением захлопнул книгу и почти бегом отправился в спальню.

— Поздно, — встретила его жена. — Она ее уже разбудила!

Она — это была их старшенькая, Санька. Данька была потише и попокладистее. У Саньки же характер был неизвестно в кого — скандальный до ужаса. Она просыпалась первая, сразу же начинала буйствовать и будила сестру.

— На, подержи. — Дашка сунула ему младшую. — Может, поспит еще…

Саша, укачивая сонно таращившуюся серо-голубыми Дашкиными глазами Дашку-младшую, пошел в кухню.

— Саня, ну куда ты с ребенком! — мама сразу завернула его обратно. — Иди отсюда. Лук же режу…

В гостиной так орал спортивный комментатор, что он, подумав, постучал к бабушке:

— Бабуль, можно к тебе?

— Ах ты моя сладкая, ах ты моя девочка, — заворковала над правнучкой Мария Петровна, выключая телевизор. — Саня, это кто?

— Данька.

— Ну конечно… Данька, а кто же еще… А та скандалистка?

— Ест.

— Ну, иди ко мне, моя хорошая…

Данька увидела знакомое лицо, открыла глаза пошире — и улыбнулась. Улыбка у нее была столь заразительной, что улыбнулась и бабуля, улыбнулся и сам Саша, начисто забыв о том, что будить Даньку раньше времени было не велено. Он почмокал губами, скорчил дочери рожу, потом взлохматил себе волосы и сделал страшные глаза. Вся эта пантомима настолько понравилась младенцу, что Данька засучила кулачками, задвигала ножками и только что не зааплодировала.

Различить дочерей было бы совершенно невозможно, если бы волосы у них на макушках не закручивались в разные стороны — у Саньки вправо, а у Даньки влево. «Левовращающий изомер», — смеялась Дашка над младшей дочерью. Дети были настолько одинаковыми, что сначала это забавляло родителей, а потом не на шутку озадачило. Больше всего Дашка боялась, что дети заболеют и она даст одной дочери двойную дозу лекарства, в то время как другая останется без врачебной помощи вовсе. Эта мысль так крепко засела в ее голове, что Дашка, оптимистка по своей природе, стала необоснованно вздыхать и без видимой причины измерять детям температуру.

Сашка в шутку предложил сделать малышкам тату — с заглавными буквами их имен, но Дашка юмора не поняла — в первый раз в их совместной жизни. И чуть не рассорилась с мужем. Дашка писала стихи, и у нее было развитое воображение. Поэтому она сразу же представила себе, как ее дочерей помечают как… как сортировочным клеймом! Так она Сашке и заявила. Крича в запальчивости, она не слышала его увещеваний и угомонилась только тогда, когда Сашка принялся ее целовать, преодолев перед этим нешуточное сопротивление.

Конечно, волосики, закручивающиеся на макушках дочерей в разные стороны, — это прекрасный маркер, но на головах у них то шапочки, то косынки, и снимать их каждый раз, чтобы проверить, кто есть кто, не очень-то удобно… Чтобы быстро их различать, они решили покупать близняшкам одежки разных цветов. Однако это не решило проблему, а только усугубило ее. Вещички быстро перепутались, и невозможно было соблюсти это правило, особенно когда детей собирала не Дашка, а ее мама или свекровь. Кроме того, сборы обычно сопровождались большой спешкой — чтобы не запарить уже запакованное одно дитё и не простудить второе… Потому-то Санька несанкционированно носила Данькино салатовое, а Данька — Санькино сиреневое, и наоборот. Малышки были настолько похожи, что их постоянная идентификация, несомненно, приобрела бы масштабы настоящего бедствия, не заметь Даша в роддоме, пока дочери были еще с бирочками на ручках, что у той, которая родилась на пятнадцать минут раньше, волосики закручиваются по часовой стрелке, а у младшей — наоборот. Только это их и спасло. Иначе нравную и голосистую Саньку точно перепутали бы с ее тихой сестрой. Достаточно было уже того, что молодые родители назвали дочерей Саша и Даша. Никому это не понравилось, кроме самих Саши Бухина и Даши Серегиной, в счастливом замужестве Бухиной.