Мелани Раабе - Западня

Тут начинается трава. Переставляю ноги, чувствую под собой мягкий ковер луга. Задыхаюсь, останавливаюсь. Внутри меня – чернота. На лбу – капли пота.

Мой страх – глубокий колодец, в который я упала. Погружаюсь в воду, пытаясь кончиками пальцев нащупать дно, но там, внизу, – ничего, только чернота. Закрываю глаза, тону. Двигаюсь вверх во мраке, опять опускаюсь, вода поглощает меня, но дна нет, погружаюсь глубже и глубже, дна нет, ухожу все глубже и глубже, глаза закрыты, руки подняты, колышутся, словно водоросли, ухожу все глубже под воду. Бесконечно. И вдруг чувствую дно, холодное, твердое. Вначале кончиками пальцев, потом ступнями, и вот уже твердо стою на дне колодца, открываю глаза и с удивлением вижу: вот она я, в самом сердце мрака, оказывается, здесь можно стоять и дышать. Осматриваюсь.

Озеро неподвижно. На лесной опушке что-то шепчет легкий ветерок. Кругом шорохи, шелест. Может быть, птица в подлеске, деловитый еж, гулящая кошка. Вдруг понимаю, как много жизни вокруг, даже если ее не видишь. Сколько их всех – в лесу, на лугу, в озере, на берегу: косули, олени и лисы, кабаны и сычи, кроты и совы, кузнечики, форели и щуки, и все эти божьи коровки, мошки, куницы. Столько жизни. И на губах у меня появляется легкая улыбка, она приходит сама, просто так.

Стою на краю луга. Где ты, мой страх, тебя больше нет, а я есть. Снова иду, а вокруг – звездная ночь Ван Гога. Звездная паутина, зыбкий лунный покров на влажном, текучем сияющем ночном небе.

И думаю: ночь ведь не только таинственна, поэтична, прекрасна.

Она еще темна и опасна. Как я.

После смерти Анны для меня все стало слишком. Взгляды, вопросы, голоса, огни, шум, скорость. Панические атаки, которые поначалу случались только тогда, когда на глаза попадался нож. Или звучала эта песня. А потом они стали настигать меня от чего угодно. От проходящей мимо женщины, которая пользовалась теми же духами, что и Анна. От куска сырого мяса на рынке. От любой мелочи. Практически от всего. Вспышка в мозгу, боль за глазными яблоками, и это багровое, сырое чувство. И ничего с этим не поделаешь.

Я чувствовала – лучше побольше оставаться дома. Побыть одной. «Заправиться» покоем. Написать новую книгу. С утра встать, поработать, поесть, опять поработать, пойти спать. Сочинять истории, в которых никто не должен умирать. Жить в мире, где нет никаких опасностей.

Считается, что это трудно – больше десяти лет не выходить из дома. Что может быть легче – выйти из дома. И это правда – выйти из дома легко. Но еще легче – не выходить. Дни незаметно складываются в недели, недели – в месяцы и годы. Кажется, это долго, очень долго, но на самом деле – это всего лишь еще один день, за которым будет еще один.

Поначалу никто и не заметил, что я перестала выходить из дома. Линда звонит, Линда пишет электронные письма, а если кто предлагал встретиться, то ведь у нас у всех столько дел. Время от времени издательство предлагало выступить перед читателями, я отвечала: нет. Друзья женились или умирали, меня приглашали прийти, я отвечала: нет. Получала премии, приглашали на церемонии вручения, я отвечала: нет. И так все шло. А когда поползли слухи о моей таинственной болезни, мне это даже понравилось. До этого я время от времени пыталась пересилить себя. Открывала дверь, пыталась переступить порог, страдала от очередной неудачи. Но эта таинственная болезнь, целиком выдуманная, а потом и растиражированная лживыми газетчиками, сделала меня свободной ото всех обязательств. Приглашения прекратились. Из персоны асоциальной и заносчивой я превратилась вдруг в человека в худшем случае несчастного, вызывающего жалость, а в лучшем – в образец мужества и стойкости. Своей литературной карьерой я наполовину обязана этому образу. Линда Конраде, которая не выходит из дома из-за загадочной болезни, продается куда лучше, чем обычная Линда Конраде из плоти и крови, с которой любой читатель может встретиться на презентации книги, пожать руку и поговорить. Так что я не опровергала слухов. Зачем? И к тому же мне не улыбалось рассказывать всем о панических атаках, которые сделали меня такой «загадочной».

И вот, наконец, я захлопнула эту волшебную сказку, которую листала все эти одиннадцать лет и которая поглотила меня. Сижу в такси. Еду по ночной дороге. Лбом прижалась к стеклу. Жадно впитываю все, что вижу. Все, что есть в этом мире. Все.

Чуть поднимаю глаза. Ночное небо похоже на чернильно-черный занавес, перед которым подкрашенные розовым облака – словно процессия танцоров и акробатов. Тут и там мерцают звезды. Реальный мир куда таинственней и непостижимей, чем я его помнила. У меня кружится голова от тех бесконечных возможностей, что открываются передо мной.