Дик Френсис - Осколки

Тропа сделалась такой узкой, что нам пришлось идти друг за другом, так что разговаривать стало трудно; но затем тропа внезапно расширилась, и мы вышли на ровное место, откуда открывался вид далеко вперед и в стороны. Внизу стоял Том Пиджин, и доберманы носились вокруг хозяина зигзагами, ошалев от радости.

Понаблюдав немного за ними, я пронзительно свистнул. Так свистеть меня научили отец и брат: они оба были способны подозвать лондонское такси в дождь, хотя это дело практически невозможное.

Том замер на месте, обернулся в мою сторону, увидел, что все в порядке, помахал мне и начал подниматься нам навстречу. Его псы рванулись прямиком ко мне.

– Ух ты-и! – восхищенно сказал Виктор. – А как вы это делаете?

– Надо подвернуть язык…

Я показал ему, как это делается, и снова попросил поподробнее рассказать о докторе Форсе. Я сказал, что мне нужно поговорить с ним.

– С кем?

– Можно подумать, ты не понимаешь! С доктором Адамом Форсом, естественно. С человеком, который написал то письмо, что ты скопировал и отослал Мартину.

Виктор умолк и вновь заговорил не скоро. В конце концов он буркнул:

– Мартин знал, что это игра.

– Да, знал, в этом я уверен, – согласился я. – Он хорошо тебя знал, знал он и Адама Форса. А Адам Форс знает тебя.

Я смотрел, как Том Пиджин поднимается к нам по склону.

– Возможно, ты даже знаешь их тайну – ту, что была на кассете, которую все разыскивают.

– Нет, не знаю, – ответил Виктор.

– Не ври, – сказал я. – Ты же не любишь, когда врут.

– Я не вру! – негодующе воскликнул Виктор. – Мартин знал, что на кассете, ну и доктор Форс, конечно, знал. Когда я отправил Мартину то письмо, я просто фантазировал, как будто я – доктор Форс. Я часто представляю себе, как будто я – это не я, а кто-то другой, другой человек или даже животное. Это просто игра. Иногда я еще разговариваю с выдуманными людьми…

«Карлсон, который живет на крыше», – подумал я. Я в детстве тоже играл – в машиниста или в жокея… Виктор, конечно, скоро вырастет из этого – но не прямо сейчас.

Я спросил, где он взял копию письма доктора Форса, которую послал Мартину со своей подписью. Виктор только пожал плечами.

Я еще раз спросил, не знает ли он, где найти этого доктора. Виктор неуверенно ответил, что, наверно, у Мартина где-нибудь записан адрес.

Может, и записан. Виктор его, конечно, знает, но сообщать мне пока что не собирается. Надо каким-то образом его уговорить. Убедить, что лучше будет рассказать мне все.

Том Пиджин и три радостно скачущих пса присоединились к нам на смотровой площадке. Все четверо явно были довольны жизнью.

– Ну вы и свистите! – с восхищением заметил Том. Я свистнул еще раз, как можно громче. Псы насторожились и внимательно уставились на меня, подергивая носами. Том погладил собак, и те энергично завиляли обрубленными хвостами.

По дороге обратно к машине Виктор изо всех сил пытался воспроизвести свист, но его усилия не производили на собак ни малейшего впечатления. Миски с водой и сухим собачьим кормом, который их хозяин захватил из дома, заинтересовали их куда больше. А потом собаки улеглись отдыхать.

Сам Том, водитель и мы с Виктором перекусили сандвичами, спрятавшись от ветра в машине. Потом трое остальных задремали, а я вышел из машины и снова медленно побрел по тропе, пытаясь разобраться в запутанных играх Виктора и правдоподобно объяснить интерес Верити и Пэйнов к кассете. Однако все равно в первую очередь надо было найти Адама Форса, а путь к нему по-прежнему лежал через Виктора.

Мне нужно было заставить Виктора довериться мне столь безоглядно, чтобы он, не задумываясь, мог поверить мне свои самые тайные мысли. И к тому же сделать это надо было как можно скорее. Но возможно ли такое? Не говоря уже о том, этично ли это.

Когда пассажиры начали подавать признаки жизни, я вернулся к машине и сообщил, что, если верить моим новым дешевым часам, пора двигаться, если мы хотим вернуться на Лорна-террас прежде, чем мать Виктора появится дома.

Том пошел в кусты облегчиться и кивком пригласил меня прогуляться туда вместе. Он желал обсудить наши планы на случай непредвиденных обстоятельств. До сих пор все шло слишком уж гладко. А что я буду делать, если?..

Мы обсудили, что делать в том или ином случае, и вернулись к машине. Наш молчаливый шофер успел сдружиться с Виктором, и оба были поглощены высокопрофессиональной беседой о компьютерах.

По мере того как микроавтобус приближался к Лорна-террас, благодушное настроение, вызванное прогулкой по вересковым пустошам, постепенно испарялось. Виктора снова начало трясти. Он с тревогой наблюдал за мной, ожидая, что теперь я брошу его, снова предоставив его собственной несладкой судьбе. Парень, должно быть, прекрасно понимал, что сейчас, в пятнадцать лет, его судьбу будет решать суд и что суд наверняка решит поручить его заботам матери. Даже несмотря на то, что она курит одну сигарету за другой и носит розовые бигуди. Любой суд сочтет ее несчастной матерью неблагодарного сына. В отличие от Розы, которая, даже помимо собственной воли, непрерывно излучала угрозу, Джина на первый взгляд казалась долготерпеливой, смирившейся со своей судьбой женщиной и любящей матерью, которая делает для сына все, что может в столь сложных обстоятельствах.