Дик Френсис - Дикие лошади

С шестнадцати лет я как жокей-любитель участвовал в скачках, и большая часть моей семьи была уверена, что лошади так или иначе войдут в мою жизнь навсегда. Но судьба и деньги – или их отсутствие – в двадцать лет заставили меня заняться в Аризоне подбором лошадей для съемок кавалерии в драматическом вестерне. В двадцать один год я стал режиссером плохого короткометражного фильма об участниках родео, но это привело меня на ту же должность в благородной, чисто американской саге, принесшей скромный успех. После этого я год работал на редакторов фильмов, постигая их ремесло, другой год занимался музыкой и звуковыми дорожками, и в двадцать шесть был утвержден режиссером романтического фильма о дружбе мальчика с пумой, принесшего большую прибыль. Продюсером тогда был О'Хара. С тех пор я никогда не оставался надолго без работы. «Этот парень – счастливчик, – говаривал О'Хара, рекомендуя меня. – Вы не сможете купить удачу. Поверьте мне».

Для этого фильма я еще на ранней стадии подготовки к съемкам предложил О'Харе купить, а не снять или арендовать за отчисления конюшню с лошадьми.

– Слишком дорого, – автоматически возразил он.

– Не обязательно, – парировал я. – Мы можем купить дешевых лошадей. Есть много сотен таких, что никогда не смогут хорошо выступить на скачках, но при этом выглядят как чистокровные скакуны, а нам важно именно это. И у нас также не будет никаких проблем со страхованием или компенсацией ущерба, мы сможем ездить на них, куда и когда захотим, и сможем работать с ними без сердитых владельцев, снующих всюду и вынюхивающих, как кормят и используют их животных. А после мы сможем продать их.

Одним из главных достоинств О'Хары, на мой взгляд, было его умение очень быстро усваивать факты и приходить к молниеносному решению. Он сказал: «Покупаем» и выделил средства, достаточные для покупки в агентстве по продаже скаковых лошадей четырнадцати великолепного вида бесперспективных животин, жующих сейчас овес и сено в нашей конюшне.

Профсоюз актеров согласился, что при лошадях должна быть настоящая обслуга, и я нанял молодого помощника тренера из престижного ньюмаркетского двора и поручил ему весь груз забот о лошадях, наделив званием управляющего конюшней и заметной, но бессловесной ролью помощника тренера в фильме.

Когда я на рассвете явился на двор, управляющий уже был занят подготовкой грумов и лошадей к утренним упражнениям. Команда Монкриффа расстилала на гравии войлочные коврики, чтобы заглушить скрежет колес передвижной камеры. Сам Монкрифф руководил размещением осветителей. Эд, как он сообщил, занял свой пост наверху.

Погода была холодной и ветреной, по небу тянулись темные тучи. Монкрифф любил сырость, он радостно напевал что-то, утраивая зловещую игру теней вокруг парня, замещавшего Нэша и выглядевшего безнадежно не похожим на тренера в своем костюме наездника. Когда сам Нэш – в образе – вышел из дома и выкрикнул несколько сердитых указаний грумам, это было настолько достоверно, насколько я вообще когда-либо видел.

Были неприятности с передвижной камерой – одно ее колесико отчаянно скрипело на войлочной дорожке. При помощи масла и ругани справились и с этим. Монкрифф и я волновались из-за задержек, потому что освещенность менялась. Нэш, казалось, уже смирился и не раздражался попусту.

Помощнику тренера только два раза понадобилось подсаживать Нэша в седло; лошадь стояла на удивление смирно. Нэш слез и снова сел на коня в поле зрения камер и вне его, пока помощник тренера сам устраивался в седле и возглавлял построившуюся в круг группу всадников, направляясь в широко открытые ворота конюшни на ньюмаркетскую тренировочную площадку. Нэш ехал последним, не забыв посмотреть назад и вверх на окно спальни. Когда лошадь вывезла его довольно далеко из поля зрения, я крикнул: «Стоп!» – и вся вереница снова потянулась во двор, копыта скрежетали по гравию, грумы задирали друг друга, словно сбежавшие с уроков мальчишки.

– Как прошло? – спросил я Монкриффа. – На камерах порядок?

– Порядок.

– Значит, берем. – Я прошел вдоль вереницы, чтобы сказать пару слов всадникам. – Все было отлично, – сказал я. – Однако мы сейчас повторим. Два дубля лучше, чем один.

Они кивали. К тому времени все они чувствовали себя экспертами по киносъемкам. Второй дубль прошел не так гладко, как первый, но это не имело особого значения: мы возьмем тот прогон, который будет смотреться на пленке более естественно.